– Коля, бежим! – Лара ощутила
подступающую панику, повернулась к Николаю – уже негодуя на него:
за это его промедление, за то, что старые бумаги были для него
важнее, чем она.
Однако Николай Скрябин уже не рылся в
бумажном хламе – распрямился, встал в полный рост между Ларой и
приближающимся фантомом.
Николай был высок ростом – под метр
девяносто. Так что его голова оказалась примерно на одном уровне с
плечами подплывавшего к ним призрака. И черные волосы молодого
человека тут же покрыл морозный налет, а изо рта у него вылетело
при выдохе облачко пара. При этом возникла полная иллюзия, что
призрак тоже дышит: воздух вокруг него издавал тяжелое,
надрывное посвистывание, какое бывает, если засорится клапан
парового котла.
– Ганна, убирайся! – закричал Николай
– как если бы и вправду рассчитывал разубедить фантом в
необходимости заморозить их обоих.
Лара рассердилась еще больше и
собралась уже повторить свой призыв к бегству – хоть и наверняка
бесполезный теперь; но призрак будто услыхал слова Скрябина. И на
искаженном сияющем лике ледяной женщины промелькнуло подобие
изумления.
Николай взметнул руку, в которой
сжимал развернутый веер, и сделал три резких взмаха – больше
напоминая не человека с опахалом, а сигнальщика с флажками на
палубе линкора. И воздух заколыхался – куда сильнее, чем должен был
бы из-за небольшого картонного приспособления.
А искры, из которых состояла вся
фигура Ганны, отчетливо замерцали, и некоторые из них погасли!
Призрак замер в воздухе, и на лице
его удивленно-злобное выражение сменилось внезапным омертвением
черт. Красивое лицо молодой женщины словно бы обратилось в
посмертную маску. И голубизна сияния, которое испускала её фигура,
стала теперь подобием синюшного оттенка кожи человека, умершего от
гипотермии.
«Он её повторно заморозил – и
затормозил! – поняла Лара – даже не уточнив мысленно, был ли
он – это Николай Скрябин, или же веер у него в руках. –
Затормозил, но не отогнал…»
Ларина догадка тотчас же и
подтвердилась. Свечение Ганниной фигуры, померкшее ненадолго, снова
сделалось ярким. И призрак снова поплыл к двум коченеющим в
июльскую ночь людям.
– Ну, давай, соображай! – забормотал
Николай; он словно бы впал в подобие транса. – Вникни, в чем тут
суть!..
Но раньше, чем Николай Скрябин сумел
во что-либо вникнуть, они с Ларой увидели еще кое-что. Или, скорее,