— Нет, сударыня, у него рана в боку,
и шпага лежала рядом — он явно с кем-то сражался.
— Значит, всё-таки дуэль… — протянула
девушка. — Но почему противник бросил его в лесу? Разве такое возможно?
— Полагаю, так быть не должно. Но я
не знаю, как принято драться в России, сударыня. Я не был здесь много лет.
— Вы жили за границей?
— Получал образование.
В глазах темноглазой барышни мелькнул
интерес:
— В университете? В колледже?
— Сперва в колледже, потом в
университете.
— В Гёттингене? В Лейпциге? В
Кёнигсберге?
Филипп взглянул с удивлением.
— В Лейдене, сударыня. — Он чуть
улыбнулся. — Это в Голландии.
— Да, я знаю. — Барышня нетерпеливо
дёрнула плечиком, готовая спрашивать дальше, но в это мгновение карету сильно
тряхнуло.
От неожиданности Филипп едва успел
подхватить своего подопечного, тот застонал и приоткрыл затуманенные
беспамятством глаза. Взгляд упал на одну из девиц, и сизые губы неожиданно
дрогнули в едва различимой улыбке:
— Вы не пропустили ни одного танца, —
прошептал он. — А я надеялся…
Филипп склонился к незнакомцу, но тот
уже снова впал в забытье.
— Бредит. — Состояние раненого
тревожило Филиппа всё больше.
— Как жаль, что вы не знаете имени
этого человека. — Глаза лучистой барышни наполнились слезами, ещё больше
увеличив сходство с лесными озёрами. — Мы бы помолились за него…
Отчего-то темноглазая девица, только
что проявлявшая такой горячий интерес к образованию Филиппа, замолчала и
отвернулась к окну.
Лес кончился, потянулись луга. Дорога
стала ровнее. Внезапно карета остановилась, и в оконце заглянул Данила.
— Мужика нагнали, — пояснил он. —
Пошто нам катать этого бедолагу туда-сюда, сгрузим его в телегу да и довезём за
алтын. И быстрее выйдет, и покойнее.
Через несколько минут раненый лежал в
ворохе жухлого сена, а Филипп стоял возле кареты.
— Благодарю вас! — Он по очереди
взглянул на сестёр, и поклонился обеим сразу. — За участие и милосердие. И за
решительность. — Улыбнулся темноглазой строгой барышне. — Прощайте!
Вскочив в седло, Филипп неспешной
рысью двинулся следом за телегой.
***
Отчий дом встретил тёмными окнами и
тишиной. Филипп знал, что неинтересен отцу, но всё же рассчитывал увидеть если
не самого его, то хотя бы толпу дворни у подъезда. Однако вокруг оказалось
темно и тихо, было совершенно очевидно, что хозяев нет, и его здесь никто не
ждёт.