Чуть помедлив, точно делая над собой
усилие, отец взял, пробежал глазами.
— Взят под стражу… Несуразица какая!
Он раздражённо бросил послание на
стол.
— Чтобы Федька да в интриги мешался?
В жизни не поверю! Он и по молодости-то с политикой не баловал. Сей день
озабочен лишь как бы сыну протекцию сыскать да пристроить в полк поавантажнее.
Какие комплоты! Ушаков вконец свихнулся от подозрительности. Всё перед
государыней выслуживается, рвение являет, паук поганый!
Княгиня сравнялась лицом с цветом
своего утреннего платья.
— Что ты, Маша?
— Не говорите так, Андрей Львович…
Это опасно. А Ладыженский… вы ведь дружили с ним? Родственников и друзей всегда
допрашивают… Я боюсь.
Отец поморщился.
— Экие глупости, право! С чего меня
допрашивать? Дружились мы в юности. А нынче уж лет десять, как только
здороваемся. Что за мысли тебе в голову идут?
Отец явно был раздосадован, и за
столом воцарилось угрюмое молчание. Лишь отодвинув пустую тарелку, он вновь
повернулся к Филиппу:
— Мы едем в Петербург — государыня
устраивает охоту. Нас почтили приглашением. Ты мог бы отправиться с нами, я
ввёл бы тебя в столичное общество.
— Простите, батюшка, я бы хотел
отдохнуть некоторое время, если позволите.
— Хорошо. — Отец поднялся. — Отдохни.
Но князю Порецкому не пристало в деревне сидеть, робость не добродетель для
мужчины.
***
Поднявшись в свою комнату, Филипп
убедился, что гость по-прежнему спит. Будить не стал и, оставив при нём Данилу,
пошёл к себе.
На душе было мутно. Постаревший
незнакомый отец, мачеха, оказавшаяся юной и беззащитной, и история с арестом
человека по фамилии Ладыженский — всё это произвело на Филиппа тяжкое впечатление.
Он бродил по комнате, зачем-то трогал
мебель и стены, и никак не мог собрать воедино мысли.
Спустя пару часов заглянул слуга и
сообщил, что барин ждёт княжича в библиотеке.
Отца он застал облачённым в дорожный
костюм.
— Мы уезжаем, но я всё же рассчитываю,
что в ближайшее время ты присоединишься к нам, — сказал тот, прощаясь.
Филипп проводил его до кареты, в
которой уже сидела Мария Платоновна. В бархатном голубом плаще и чепце,
украшенном розовыми лентами, она казалась совсем девчонкой.
Отец распахнул дверцу, но прежде, чем
успел сесть в экипаж, на дороге, ведущей к дому, показалось трое всадников.