Некоторое время Алексей добросовестно
пытался изучать жизнеописание святых угодников, но вскоре понял, что ему это не
по силам. Даже учебник по фортификации он бы прочёл с бо́льшим удовольствием.
И хотя на всё, связанное с прежней
жизнью, было наложено табу, одна мысль всё же постоянно прорывалась в его думы
– что сталось с Шардоном? Конь признавал только двоих – отца и самого Алексея,
и тот понимал: как бы ни распорядился трофеем противник, судьба жеребца будет
незавидной. Мысль, что любимца станут бить, наводила глухую тоску.
А ещё Алексею было стыдно, что судьба
коня волновала его столь же сильно, как и постигшие отца несчастья.
Зачем он вообще взял тогда Шардона?
Ведь можно было в той же конюшне, где он стоял, за небольшую плату нанять
хозяйскую лошадь. Или договориться с конюхом в академии и взять коня из
кадетской конюшни.
Но разве он полагал, что противник
одержит верх, да ещё так легко и быстро?
На этом месте Алексею требовалось всё
имевшееся самообладание, чтобы не начать выть, катаясь по занозистым дощатым
доскам пола.
В конце концов, он запретил себе
думать и о Шардоне. Главное встать на ноги. Он жив, а значит, кабатчик должен
будет вернуть коня, и чтобы отвлечься от тревог и сожалений Алексей стал
размышлять о князе Порецком.
Странный господин. Вроде бы выручил,
даже, всего вернее, жизнь спас, но Алексей чувствовал к нему настороженность.
Чего ради этот совершенно чужой человек вызвался помогать? Они знакомы два дня.
Что ему нужно? Алексей не богат, не знатен, дружба с ним не может быть полезна
князю. Тогда чего ради?
Никаких выгод, а вот неприятности за
укрывательство того, кого ищет Тайная канцелярия, могут быть нешуточными…
Алексею даже пришла мысль, что князь
отправился в Петербург, чтобы сдать его Ушакову, но он тут же отогнал её как
нелогичную. К чему этакие хлопоты, если фискалы сами здесь были — только и
требовалось, что проводить их в комнату, где он спал.
Во внезапно вспыхнувшие дружеские
чувства, как и в любовь, Алексей больше не верил. Словом «дружба» люди
прикрывают собственные резоны. При надобности же легко перешагивают через так
называемых друзей и идут к своим целям не оглядываясь. Уж он-то знает…
И все же мысли о князе Порецком
раздражали, как мозоль на ноге. Глядя на него, Алексей чувствовал превосходство
столичного жителя над провинциалом, хотя провинциалом тот вовсе не был. Алексей
вообще не встречал людей, похожих на нового знакомца. С одной стороны, Порецкий
казался совершенно юным и неопытным, даже наивным, а с другой — имел вид
человека, придавленного жизненной ношей. Зачем-то он пытался убедить Алексея в
своём благорасположении. Вот только зачем? Непонятно…