На него она больше не смотрела.
Филипп замер в смятенном молчании. Он
чувствовал, почти осязал, как улетают секунды, осыпаются с тихим шорохом, точно
крупинки в песочных часах — вот сейчас кто-нибудь появится, ему придётся уйти,
и он так и не успеет ничего сказать. Он не знал, как нужно говорить барышне,
что она ему нравится. Никакого опыта в подобных делах Филипп не имел, и было
страшно ляпнуть глупость или вольность и всё испортить. От напряжения пересохло
во рту.
Она подняла на него очень грустные
глаза, в которых теперь явственно стояли слёзы:
— Отчего вы не идёте? Вас проводить?
— Я… я не хочу никуда идти, — бухнул
он, словно головой в омут нырнул. — Сударыня, дозвольте мне видеть вас!
Дозвольте приехать ещё!
— Зачем? — тихо спросила она, но глаз
не отвела.
— Я хочу вас видеть! — повторил он
глупо. — Простите меня, должно быть, так поступать не принято. Я всё время
совершаю ошибки… Но мне очень нужно вас видеть. С тех пор как я вас встретил, я
всё время о вас думаю, я мечтаю повстречать вас снова, я ищу вас даже там, где
вас быть не может. Я не знаю, как это принято говорить и как принято поступать.
Если этими словами я вас оскорбил или обидел, простите! Я скорее умру, нежели
обижу вас намеренно! Понимаю, вам странно слышать подобное от почти незнакомого
человека, ведь я даже не знаю вашего имени… — Он перевёл дух, сердце стучало в
горле — громко, торопливо, неровно.
— Меня зовут Елена Кирилловна
Тормасова, — ответила барышня тихо.
Она смотрела очень серьёзно и
внимательно. Лицо словно оживало, на него возвращались краски, точно невидимый
художник вдруг провёл кистью по скулам, щекам и губам.
— Елена Кирилловна, прошу вас,
дозвольте мне посещать вас временами! Пожалуйста! — Он глубоко вздохнул,
выныривая на поверхность своего омута.
— Об этом должно просить не меня, —
она глядела строго, но в глубине глаз Филиппу почудилась улыбка, — а матушку.
Если она разрешит вам бывать у нас, я рада буду вас видеть.
Совсем близко раздались быстрые шаги.
— Елечка! Ты здесь? — Среди ветвей
мелькнуло светлое платье, и из-за кустов почти выбежала темноволосая барышня с
испуганными глазами. — Слава богу! — выдохнула она и осеклась, увидев Филиппа.
В тот же миг лицо её сделалось
неприязненным, плечи, и без того прямые, развернулись ещё больше, а губы
презрительно скривились.