- Тогда и машину вызывать не будем, если это неподалёку! –
подыграл я Закржевскому, – Прогуляемся! – и начал обуваться.
Студенистые телеса Судачихи нервно заколыхались под халатом и
мне даже показалось, что бигуди на её голове стали тихонько
позвякивать. Из квартиры мы с майором вышли со степенной
неторопливостью, но как только щелкнул дверной замок, опрометью
бросились через три ступеньки на улицу. Сержант по договоренности
машину не глушил и едва мы в неё запрыгнули, рванул к дому Элеоноры
Бельской.
До заветного подъезда оставалось не больше пятидесяти метров,
когда из него, натягивая на ходу куртку, выскочила до боли знакомая
фигура Судака. Из-за угла, со стволом в руке, ему наперерез уже
летел Стас. Ярославцева я пока не видел.
На вооруженного Гриненко беглый арестант переть не решился.
Развернувшись, он кинулся в сторону дороги, то есть, в нашу
сторону. Я выскочил из машины метров за десять до летящего мне
навстречу свинопотама и направил на него пистолет. Судак включил
экстренное торможение и уставился сначала на ствол, а потом мне в
глаза. Очевидно увидев в них острое желание выстрелить, он обмяк.
Шагнув ему навстречу, я, насколько хватило силы и замаха, въехал
носком ботинка ему по яйцам.
Еще в той, прежней, армии, инструктор говорил, что закачать
мышцами можно все уязвимые жизненно-важные органы. Кроме переносицы
и яиц. Именно из этих знаний я и исходил, стремясь обеспечить
лагерную самодеятельность тонкоголосым тенором в лице
спринтера-верхолаза.
Глаза потенциального конкурента Лучано Паваротти полезли из
орбит, а сам он попытался удержаться на ногах, хватая меня за
одежду. Не будучи абсолютно уверенным, что это не нападение, я
снова не пожалел замаха и приложился рукояткой килограммового ПМ
ровнёхонько в середину лба бегунца. После этого Судак опал на
грязный асфальт, как лист. Замотав ему руки его же ремнем, мы
вчетвером едва засунули бесчувственного утырка в собачник. И только
после этого Гриненко с Ярославцевым пошли к Элеоноре вызволять две
пары казённых наручников, очень надеясь, что Судак их открыл, а не
распилил. Я опять посмотрел на часы и осознал, что наш самолёт уже
семь минут, как в воздухе. Надо было идти на переговорку и что-то
плести Данилину, оправдывая свою задержку еще на сутки.
Пока я предавался тоске и печали, вернулись опера. Стас
счастливо улыбался. Понять его было можно, все наручники в этом
времени, как и табельное оружие, были номерные. Отбрехаться за
утерю одних браслетов было очень трудно, а за две пары кандалов,
просто невозможно. Застегнув все еще беспамятному беглецу руки за
спиной, мы поехали в театральную общагу. По пути вернули на родину
майора Закржевского. Ночевать в аэропорту не блазнилось никому.
Судака ни в ИВС, ни в СИЗО шансов сдать без скандала у нас тоже не
было и мы решили, что прикуем его в общаге к батарее и будем по
очереди сторожить.