Комендант общежития Астафьева Тамара Васильевна долго не хотела
пускать нас в свое общежитие.
- Ну сами подумайте! – чуть не плача, стонала эта добрая к
милиции женщина, – Вас троих я хоть на весь семестр заселю, а как я
пропущу этого.. – она так и не смогла подобрать подходящего слова
для начавшего приходить в себя Судака. – Да еще, тем более, в
женское крыло!
И я ее понимал. Судак выглядел страшно. От разбитого лба этого
бугая обширная синяя опухоль уже опустилась на и без того не
аленделоновскую физиономию. Даже на позднего Де Пардье эта ходячая
иллюстрация доктора Ломброзо не тянула. Да и передвигался он
исключительно по-крабьи. На каждом шагу вскрикивая и непрерывно
подвывая. Все-таки крепкую обувь шьют чехи. Я с уважением посмотрел
на носок своего правого ботинка.
- Тамара Васильевна, нам бы только до утра! – стараясь быть
убедительным, зашел я на новый виток уговоров, – Этот нехороший
человек, он, знаете, злостный алиментщик! Мы его четыре года по
всей стране искали и вот наконец поймали! Нам этого мерзавца
обязательно до завтрашнего обеда к себе доставить надо, иначе
отпустить его придется!
- Как это отпустить?!! – возмущенно всколыхнулась комендант
Астафьева, – Таких не отпускать, таких на месте расстреливать надо!
Но сначала кастрировать! – решительно добавила она, хищно раздувая
ноздри.
Я понял, что нащупал нужную, хоть и очень болезненную струну в
душе этой, безусловно, достойной женщины. И продолжил, пользуясь
юридической безграмотностью гражданки Астафьевой, дальше вводить ее
в заблуждение.
- Закон таков! – лицемерно состряпал я неодобрительно-постное
выражение на лице, источая свое полнейшее несогласие с мнимым
гуманизмом по отношению к советским алиментщикам. – Местная милиция
нам его сбагрила и назад не принимает. И в гостиницу нас с ним не
пустят, потому что у него паспорта нет. А больше ночевать нам
негде, уважаемая Тамара Васильевна! Так что придется нам его
отпустить, все равно завтра срок его ареста заканчивается, –
вздохнул я с абсолютно натуральным и даже горестным сожалением,
представив ночевку нашего табора где-нибудь на вокзале или в
аэропорту.
- Ну я даже не знаю… – по железобетонному монолиту несогласия
комендантши прошла первая тонкая трещина, – Мне даже смотреть на
него страшно, а свободные комнаты у меня только в женской половине!
Ну как я вас с ним туда пущу?!! – едва не плакала Астафьева.