Не мешкая, я осторожно отколупнула дощечку, радостно пискнув,
обнаружив за ней небольшой тайник. Дрожащими руками достала
маленький мешочек с чем-то тяжёлым, с трудом распутав тесьму, с
огромным разочарованием высыпала на руку туго связанные между собой
несколько монет и небольшую карточку с незнакомыми на ней
квадратными буквами.
— Почему? — тихо пробормотала, рассматривая серый кусок бумаги с
удивительно яркой печатью, — я знаю, что это бумага, понимаю, что
это монеты, кровать, шкаф, знаю назначение каждой вещи, окружающей
меня. Разве, если теряешь память я не должна и это всё забыть! Как
такое возможно! И почему я решила, что должна забыть!
Зло бросив на кровать найденные вещи, я с силой ударила по
стене, разбивая костяшки в кровь — разрыдалась. Сейчас меня не
волновало, что меня услышат. Мне было всё равно. Не знаю, сколько
времени просидела зарёванная на кровати, под непрекращающее гулянье
за дверью, я незаметно для себя уснула.
— Айрис! Ты опять дрыхнешь! — разбудил меня «приветливый»
оглушительный голос Дебры, — Луис на кухне ждёт!
— Иду, — прохрипела сиплым голосом ото сна, даже не удосужившись
умыться и почистить зубы, хотя в моей каморке и не предусмотрена
ванная комната, я, расправив помятое платье, которое так и не сняла
— вышла в зал.
— Опять ночь в покоях постояльца провела, — рыкнула хозяйка
трактира, брезгливо поморщив нос, — морду умой и рыбу поди
чистить.
— Хорошо, — безразлично кивнула, оправилась на кухню.
Второй день в этом кошмаре прошёл так же. Чистка овощей, рыбы.
Уборка и вынос нескончаемого мусора. Мойка бесконечной посуды. И
если первую половину дня Луис и Дебра на меня косо поглядывали,
видно, ожидая нытья, то во второй половине местный повар даже
доверил мне присмотреть за закипающим варевом в необхватной
кастрюле. Мне же на кухне, где жарко, грязно и иногда противно, всё
же находиться было гораздо спокойней. Временами зарёванные помятые
девицы влетали в жаркое помещение, прячась за огромным Луисом,
жалуясь на разошедшихся в рукоприкладстве постояльцев. Но
успокоившись, насмешливо с толикой превосходства взглянув на меня,
чистящей ужасно колючую и вонючую рыбу, гордо вскинув голову,
возвращались в зал.
— Поди вернутся хочешь, девкам монет нынче хорошо отсыпали, обоз
воротился, — ехидно проронил Луис, шмякнув на стол кусок мяса,
быстро стал натирать его чесноком и перцем таким слоем, что
кажется, тот, кто его отведает, должен извергать огонь.