– Вдохните, мадемуазель. На «три» резко выдыхайте, хорошо? –
Иванов взялся за мою руку, а я мысленно приготовилась к ужасной
боли, сильнее сжимая пальцы на руке Фёдора Алексеевича. – Раз, два,
три!
Я вскрикнула, сустав тошнотворно хрустнул, в эту же секунду
дверь флигеля со стуком распахнулась.
– Толстой! Извольте объясниться, что здесь происходит?!
На пороге докторского флигеля стоял молодой человек в форме.
Орлиный нос, грозно сдвинутые к переносице темные брови, тонкие
губы, гладковыбритый, и волосы, уложенные по последней моде. На шее
висела «Анна» — орден святой Анны в виде четырех лучей, покрытых
красной эмалью, на алой ленте. Я припомнила, что видела его
накануне среди офицеров Преображенского полка. От своей догадки я
чуть не застонала.
– Ваше Превосходительство! – И поручик, и врач, поспешили отдать
честь. Я попыталась подняться, едва слышно застонав. Иванов тут же
ринулся ко мне. Поручик покосился на меня, но под грозным взглядом
начальника не рискнул предпринимать каких-либо действий.
– Пётр Александрович, разрешите объяснить! – Уже совсем иным
тоном заговорил Толстой.
– Да уж, будьте так добры. – Дверь за начальником затворилась, и
Фёдор Алексеевич принялся уже во второй раз пересказывать наши
злоключения. На этот раз, начав издалека – с того, как он проверял
моё приглашение на трибуны. Пока поручик вещал, я при помощи Романа
Гаврииловича всё же сумела подняться с кушетки. Говорить с
начальником Преображенского полка сидя было как-то неуместно, хотя
и подходящее время для того, чтобы сделать приветственный книксен я
уже проворонила.
– Вот как… - Протянул Его Превосходительство, рассматривая меня
не без интереса. – Роман Гавриилович, Вы закончили?
Иванов покосился на меня в нерешительности, будто что-то хотел
сказать. Но когда снова обратился к начальству, то лицо его
сделалось строгим.
– Я бы рекомендовал Вере Павловне содержать руку в полном покое
хотя бы ещё несколько дней. И при малейшей боли обратиться к
лекарю. – Я благодарно кивнула, хотя и смотрел Иванов не на меня.
Странный человек.
– В таком случае, Толстой, привести себя в порядок и отправится
на место несение службы.
– Есть!
– А Вы, мадемуазель, идёмте со мной. – Пётр Александрович открыл
дверь, пропуская меня вперед. Я метнула взгляд на поручика. За
последние пару часов он уже стал мне как родным, рядом с ним я
чувствовала себя намного спокойнее. И расставаться никак не
хотелось. Он поймал мой взгляд и быстро подмигнул. Пряча улыбку, я
вышла из флигеля следом за высоким начальством.