– Дрянь! – Я прижала ладонь к горящей огнём и болью щеке,
удивлённо уставившись на Толстую. – Я знала, знала, что ты принесла
нам беды!
– Мария! – Рядом возник Пётр Александрович, попытался оттащить
разъярённую женщину.
– Она чуть не убила Алексея! Чуть не убила! – Взвилась
генеральша ещё сильнее.
– Мадам, Вера Павловна спасла мальчика… - Попытался за меня
вступиться доктор.
– Молчи! – Досталось и Иванову. – Вы там миловались, пока мой
сын тонул!
Генерал мягко обнял жену за плечи, понимая, что сейчас никакие
слова не помогут. У женщины явно была истерика. Её трясло от гнева,
пощёчина – это малое, что она хотела со мной сделать.
– Идёмте, Мария Алексеевна, Вы сейчас больше нужны Алексею. –
Тихо уговаривал жену Толстой.
– Выметайся! Тебе тут не место! Убийца! Дрянь! - По трясущимся
щекам генеральши текли слёзы.
В конце концов, она дала себя увести в детскую, а хозяин дома
совсем скоро возвратился к нам.
– Вера Павловна, боюсь, Вам лучше сейчас действительно уехать. –
Я выдохнула сквозь зубы. Больше всего мне тоже хотелось разрыдаться
от отчаяния.
– Но Ваше Превосходительство! – Иванов сделал шаг вперёд, будто
бы хотел закрыть меня своим плечом.
– Не горячитесь, Роман Гавриилович, я верю Вам и Вере Павловне,
но так будет лучше для всех. – Он задумчиво подёргал себя за полу
мундира, из-под которого виднелась красная орденская лента. –
Поезжайте к Голицыну. Я напишу ему.
– Не надо. – Ответила я, сдерживая рвущуюся наружу злость. – Я
сама всё ему объясню. Позвольте мне только собрать вещи.
– Конечно конечно. – Быстро закивал генерал-губернатор. – Я
прикажу подготовить экипаж. А Вы, Иванов… - Он оглядел Романа
Гаврииловича, кажется, только сейчас замечая натёкшую с его формы
лужу на дорогой ковёр. – Жду Вас завтра утром у себя.
Дуняша демонстративно оставила передо мной открытый сундук, а
сама вышла, не вымолвив ни слова в знак протеста. Очевидно,
горничная была на стороне своей хозяйки. Но я была даже рада.
Наконец, смогла дать волю слезам, впихивая как попало в небольшой
сундук пожитки, которыми успела обрасти. Я злилась на глупую, как
валенок генеральшу, на Толстого, который не смог сказать слова
против, даже на Иванова, который так не вовремя решил появиться в
саду.
К концу своих нехитрых сборов я даже была рада, что уезжаю из
дворца. Главное, чтобы Сергей Александрович после сегодняшнего
разговора за обедом, в котором он недвусмысленно дал понять, как
относится ко мне, не выставил меня за дверь. Причин, чтобы оставить
меня у себя, у него не было, а ночевать на улице с пятью
заработанными на занятиях рублями в кармане совсем не хотелось.
Предположим, я бы могла на них снять комнату на постоялом дворе, но
что делать, когда деньги кончатся? О приёме во дворце можно забыть.
Сил на то, чтобы вновь играть перформанс «Сиротка из провинции»
теперь перед Голицыным у меня не было совершенно.