– Мадемуазель! Вы хотите меня обидеть. – Руку мою доктор так и
не выпустил.
– Нет-нет, я всего лишь хочу отблагодарить. Вы же не откажитесь
стать моим учеником ненадолго? Я бы хотела рассказать, всё что
знаю, всё, что могло бы спасти жизни.
Конечно, про «всё» я загнула. Иначе бы Иванов сам умер от
переизбытка запрещённых знаний. Но кое-что о реанимации и непрямом
массаже сердце рассказать мне пришлось, а также показать. Доктор
оказался старательным учеником, всё схватывал на лету. Но некоторое
время потренироваться нам пришлось. Я ежесекундно ловила себя,
чтобы не выдать какую-нибудь заумную фразочку, явно не
принадлежащую словарному запасу барышни XIX века. Мы так увлеклись,
что не заметили, как на улице начало смеркаться. А скоро к особняку
подъехала знакомая карета.
Граф бодро спрыгнул со ступеньки, с интересом оглядывая нас с
доктором. Иванов при виде хозяина вытянулся по струнке и явно
смутился. Будто бы мы тут занимались чем-то неприличным.
– Вера Павловна. – Сергей Александрович изящно мне поклонился. –
А Вы, если я не ошибаюсь, Роман Гавриилович?
– Так точно. – Отдал честь доктор.
– Не откажитесь составить нам компанию за ужином? – Граф
неожиданно улыбнулся.
– Но… Я… Боюсь, уже надо идти. – Проглатывая половину слов,
отвечал Иванов.
– Не дурите, Роман Гавриилович. Вера Павловна, ну помогите же
мне!
Под нашим напором доктор был вынужден сдаться, и мы странной
компанией, шокировав Аглаю больше положенного, вошли в дом.
Доктор, попервой несколько тушевавшийся, очень скоро влился в
наше маленькое общество. Как оказалось, он весьма начитанный и
интересный собеседник. За ужином мужчины успели обсудить и поэзию,
и политическую обстановку, и даже подорожание хлеба. Я в разговор
не лезла, решив, что с меня сегодня хватит сакральных знаний. Но и
просто послушать обычные разговоры, про нечто более приземлённое,
чем японские куноичи.
Как ни странно, Иванов пришёлся, что называется «к столу» и
теперь приезжал в дом к графу каждый день к ужину. Мне нравилось
находиться в обществе двух таких замечательных мужчин, которые по
отдельности представляли собой молчаливых и сосредоточенных людей,
а как только собирались вместе – могли говорить обо всём на свете,
делиться своим мнением, не стесняясь ни меня, ни друг друга. Оба
оказывали мне небольшие знаки внимания, в меру приличий, но всегда
так, чтобы это не заметил другой. Что уж и говорить, это было
весьма приятно.