–Александр много о Вас рассказывал. – Улыбнулась мне девушка. –
Говорил, что Вы очень талантливы.
– Давайте же удостоверимся в этом поскорее. – Император не дал
мне и слова сказать. – Мы можем начать. Матушка подойдёт чуть
позже.
Мужчина наградил меня покровительственной улыбкой. Я оглянулась
на Голицына подле себя, тот едва заметно кивнул. Что же, кажется,
делать нечего.
Гости быстро заняли свои места, а я поплелась к инструменту,
подхватив заранее заготовленные ноты. Каждый шаг давался мне с
трудом, чувство, что всё это не к добру не покидало меня.
Когда все расселись и в гостиной воцарилось что-то вроде тишины,
я повернулась к гостям. Каждое моё движение рассматривалось будто
под увеличительным стеклом. Я почувствовала, как кружится
голова.
– Дорогие друзья. – Отличное начало, нечего сказать, назвать
императорскую чету своими друзьями. Пять тебе Вера по этикету,
садись. Я в панике прыгала взглядом с одного лица на другое, пока
не заметила Голицына. Он мне улыбнулся, и я почувствовала, как
снова чувствую землю под ногами. – Благодарю за оказанную мне
честь. Не покривлю душой, если скажу, что моя музыка немного
опережает время. Поэтому прошу Вас не быть излишне строгими к
творцу, и, питаю надежду, что каждый найдёт в этой музыке что-то по
душе.
Я сделала короткий книксен и села за клавикорд. Сердце
колотилось так сильно, что его можно было запускать как метроном. Я
волновалась даже больше, чем перед своим выпускным концертом в
музыкальной школе. Но был у меня один проверенный способ, как с ним
справиться. Я прикрыла глаза, касаясь клавишей. Просто представить,
что нет всех этих жадных взглядов, оценивающих каждый твой вздох.
Есть только ты и музыка. И вы чувствуете друг друга, наслаждаетесь
друг другом так, что никто больше и не нужен. Это похоже на
страсть, на текущий по венам огонь, который должен вылиться в мир с
музыкой.
Я начала музицировать. «В пещере горного короля» и «Танец
Анитры», «Утро» и переложенный моими стараниями «Первый концерт для
фортепьяно» Чайковского. Моцарт и капелька Баха, и ещё много всего
того, что я бесстыдно понадёргала из того, что осталось в моей
голове.
И каждая новая композиция принималась публикой ещё лучше, чем
предыдущая. Аплодисменты, нескончаемые комплименты, и снова
музыка.
Когда я поняла, что пальцы перестают меня слушаться, то,
закончив очередную химеру своих музыкальных вкусов, встала.
Подождав, пока аплодисменты закончатся, улыбаясь от уха до уха,
произнесла с поклоном: