А вокруг бушевал огонь. Прорвав
наконец магическую блокаду, пламя яростно накинулось на улыбающуюся
окровавленную женщину, лежащую в обнимку с годовалым барсом. Губы
матери шевельнулись, и Темьян явственно различил три слова: «Не
рассказывай никому!» В следующее мгновение они скрылись в неистовых
сполохах пожара.
Темьян смотрел сквозь огонь и
удивлялся, почему не чувствует смертельного жара? Почему не
задыхается в дыму, заходясь в мучительном кашле и тщась выбить дым
из легких?
Юноша попытался сделать вдох, и
внезапная правда обрушилась на него со скоростью снежной лавины: у
него не было легких, которые бы повредил дым! У него не было тела,
которое могло гореть и чувствовать боль от ожогов! У него ничего
этого не было, потому что…
Он сам стал огнем! Бешеным сыном
пламени. Одним из многих ярившихся вокруг.
Темьян чуть не потерял сознание от
ужаса. Но глупейшая мысль удержала его на пороге безумия: а как
выглядит валяющийся в обмороке костер? Обгорелой головешкой или
как-то иначе?
И он засмеялся. Про себя, конечно. Не
имея ни рта, ни легких, Темьян не мог издавать звуки. Но, тем не
менее, он смеялся. Смеялся и понимал, что будет жить дальше. Сможет
пройти через все, что ему предстоит. Сможет взглянуть в застывшие
навеки глаза отца и брата. Поцеловать искаженное болью и страхом
мертвое лицо Арисы…
И тут Темьян почувствовал дикий
голод, но не успел ничего предпринять, потому что услышал или,
скорее, ощутил голоса:
– Она предпочла умереть вместе с ним,
но не отдавать его мне. Глупо! Он такой не один. Будут и другие. Не
в этом мире, так в другом.
– Но придется ждать. Очень долго,
возможно несколько столетий.
– Ну и что? У нас впереди вечность.
Кроме того, мы набрали достаточно крови для промежуточных
обрядов.
– Да, что и говорить,
жертвоприношение удалось на славу.
– Рассчитайся с кабаёши, и пусть
возвращаются в свой мир.
– А с матерью и сыном что делать?
– Ничего. От них останется ни на что
не годная зола. Пожар-то подпитывается дарианской магией.
– И все же надо проверить,
действительно ли погиб именно он.
– Да, когда утихнет пламя, мы
исследуем останки. Если вместо него погиб кто-то другой, мы это
сразу поймем.
«Не поймете, – злорадно подумал
Темьян, жарко потрескивая вместе с другими языками пламени под
самым носом у говоривших. – Не зря Кунни постоянно был со мной.
Мать говорила: чтобы он пропитался моими мыслями и моей жизнью. Он
стал моей звериной ипостасью, вторым «я» и спас мне жизнь!.. Но как
же жутко хочется есть…»