- Вам, должно быть привычны северные холода, - продолжал тащить
я князя Алексея. - А вот мы отвыкли уже…
- А, Герман, - очнулся, наконец, тот, начав осознанно
переставлять ноги. - Вы всегда были на моей стороне. Скажите же мне
сейчас. Что это все должно означать?
- Несчастный случай, Ваше императорское высочество, - скривился
я. - Глупая ошибка, не более того. Курьез, и ничего
более.
- Я вам верю, Герман, - обрадовался князь. - И благодарю. Я уж
было решил…
- Вам еще только предстоит решать, Ваше императорское
высочество, - выдал я мрачное предсказание. – Может статься, что
именно ваше решение станет наиглавнейшим.
И попал, что называется не в бровь, а в глаз. Похороны моего
Государя были назначены на девятнадцатое февраля. А уже двадцать
первого, собравшиеся в Мраморном дворце члены императорской семьи
"родили" документ, с иезуитским изяществом, названный февральской
резолюцией. То есть, некое коллегиальное решение, обязательное для
исполнения, но не требующее подписи главы государства.
"Божией милостью, Ея императорское величество, императрица
Мария Федоровна, будучи волею почившего в Бозе драгоценного
супруга, императора Николая, и до совершеннолетия цесаревича
Александра, назначена управительницей Государству Российскому,
пребывая в печали и тоске, безмеры от того страдая, и не в силах
исполнить сие, просит Великого Князя Александра Александровича
принять на себя бремя охранения Нашей Державы и
Самодержавия"…
§5.3. Мартовские хвосты
Четвертого марта император Германии подписал указ о запрещении
вывоза лошадей за пределы страны. А двумя днями спустя в
Сенкт-Петербург прибыл чрезвычайный и полномочный посланник
кайзера, барон фон Радовиц. Вольно или невольно растормошивший
наше, притихшее было после помпезных похорон Государя, политическое
болото. Берлин, вновь точивший зубы на оправившийся от разгрома
семьдесят первого года Париж, желал получить гарантии
дружественного нейтралитета от опасного и непредсказуемого
восточного гиганта.
Пока сопроводительные документы посланца неспешно путешествовали
по инстанции, новые правители страны принялись за наведение
порядка. Ладно-ладно! Видимости порядка, ибо согласия в регентском
совете не было, и ни откуда взяться не могло. Даже перед лицом
Европы, в лице прусского барона, взирающей на внутриполитический
бардак в державе.