Сложный он человек. Умен, хитер и коварен. Умеет дружить,
хранить тайны и заботиться о друзьях. Страшный враг для недругов.
Не лезет с советами в те дела, в которых ничего не понимает, но я
ни единого раза не видел, чтоб отверг чье бы то ни было мнение о
его делах.
И в то же время, поразительная, особенно для человека его круга,
порядочность. Прямо-таки болезненная, щепетильная, или даже –
по-немецки педантичная. Мне казалось, что великий князь Владимир
Александрович стал бы куда как лучшим правителем для Отчизны, чем
Бульдожка. Я даже как-то всерьез размышлял над той чередой событий,
кои могли бы случиться, дабы привести Владимира на трон
Империи.
И еще. В кабинете великого князя с тех самых пор, подозреваю -
как напоминание специально для меня, висит картина кисти Артема
Корнилова "Казаки на Изумрудном ручье". Причем, пребывал я в
уверенности, что каким-то образом удалось моему казачку невероятное
– чуть ли не оживить изображенных на полотне персонажей. А как
иначе объяснить тот совершенно фантастичный факт, что выражения лиц
бородатых первопроходцев менялись в зависимости от настроения
хозяина кабинета. В то памятное утро, например, казаки на картине
смотрели на меня весьма и весьма озабоченно. Чего нельзя было
сказать в отношении самого князя.
- Однако, - протянул, наконец, после затянувшихся размышлений,
великий князь. - Стало быть, вы, Герман Густавович, полагаете, что
Британия не преминет вступиться за Порту, в случае, ежели нам
придется-таки турка воевать?
- Именно так, Ваше Императорское…
- Оставьте эти величания, - чуть ли не приказным тоном оборвал
меня Владимир. – До того ли, когда наша с вами Отчизна ныне вновь
может оказаться на пороге испытаний!
- Думается мне, Владимир Александрович, что непременно окажется,
- кивнул я. – Ни единый из правителей Империи не сможет официально
отказаться от идеи вызволения православных из-под ига мусульман. А
уж князь Александр и подавно.
- Гм… Действительно… Это Сашино увлечение… славянскими
идеями…
- И панславянскими, - в полголоса проговорил я.
- И панславянскими, - согласился молодой глава имперской
разведки. – Эти увлечения могут дорого нам встать. Однако же с чего
вы, Герман Густавович, решили, будто Дизраэли все-таки готов будет
пожертвовать только-только улучшившимися с нами отношениями, ради
спасения гибнущей Порты? Вы упоминали, я помню, о полумиллиардных
долгах Стамбула. Но ведь, на счастье, в нашем мире еще не все
возможно исчислить в золотых монетах.