Девушка закрыла журнал и почти что
швырнула его на кровать.
— Знаешь, сколько жалоб я слышала за
свою жизнь? Все носятся со своей болью и думают, что она делает их
исключительными, что их надо жалеть, но болит у каждого. Еще я не
люблю тех, у кого двойное дно. — Бэлл вперилась в Марка взглядом. —
Из-за таких вот вежливых, но лживых господ все и происходит. Их я
тоже видела достаточно, — схватив журнал, девушка вскочила. — Хочу
посидеть в гостиной, — и вышла.
Еще не закрылась дверь, суррей уже
начал:
— Ей просто тяжело. Она не хочет
делиться тем, что с ней произошло, и это угнетает ее. Она неправа,
даже самая маленькая боль заслуживает того, чтобы быть услышанной и
понятой. И всегда можно попросить больше, чем готов дать. Это
нормально, сегодня я дам больше, а завтра ты. Таков закон стаи.
— Нет, она права, — признал Марк. —
Посижу в музыкальной комнате, — остановившись уже на пороге, он
позвал: — Пойдешь со мной?
— Нет. Не хочу, чтобы кто-то понял,
кто я.
Марк помялся в дверях и вернулся на
кровать.
— Тогда я тоже останусь. Не стоит
лишний раз показываться.
***
В течение поездки не произошло
ровным счетом ничего: не было косых взглядов пассажиров или
случайных гостей в каюте, столкновений, вопросов команды, а
дирижабль прибыл строго по расписанию. Он причалил к огромной
мачте, на которой располагалась площадка для пассажиров. Канатами и
лебедкой нос дирижабля подвели к стыковочному узлу, затем, разделив
летящих на группы, спустили на подъемнике. Афеноры жаловались на
скорость и неудобства, эйлы — на высоту, но на этом путешествие
было окончено.
— Я помогу, — Кэй взял чемодан из
рук Бэлл.
Он шел первым, не переставая
принюхиваться и прислушиваться, однако вокруг собралась такая
толпа, что разобрать в этом хаосе хоть что-то было просто
невозможно.
Весь мир Марк превратил в молекулы и
золотые нити. Они наслаивались друг на друга, путая и сбивая, и
концентрация стоила головной боли — уже привычной. Но и сейчас не
было ничего подозрительного: ни одного не касалось больше двух
нитей, не меняли своего узора молекулы.
Условившись встретиться в центре
города, трое разошлись по разным сторонам. Наверное, это было
лишним, но Марк хотел сделать все возможное, по-прежнему погоня
казалась ему просто вопросом времени.
Арьент встретил шумом и суматохой.
Единственное, что понравилось Марку в городе, это ветра. В них не
было альтийского зноя, и они уже несли первые осенние холода,
чувствовалось меньше соленого привкуса моря и больше — дыма и
мазута. В остальном же Арьент напоминал Альту подобно близнецу:
упорно тянущиеся к небу остроконечные башни и шпили, по-разному
отмеряющие время часы, паромобили, выкрашенные ярким, и трамваи,
подбирающие эйлов по остановкам. Впрочем, деревьев и цветов в
столице тоже было меньше, и северный город уже отдал их осени:
пожелтели тополя, загорелись красным заросли сумаха, только упрямые
дубы еще сохранили зелень, но и в их листве мелькало золото.