Может, где-то в самом деле были такие
дома, как на картинке. Но те, кто рисовал плакат, явно никогда не
видели Галчатника.
Дни здесь были похожи друг на друга,
как шарики в подшипнике. С рассвета дотемна – занятия, наставления,
прогулки во дворе под присмотром учителей. Столовая: липкие столы,
сухари в блюдцах и стаканы бледного, спитого чая. Спортивные и
обучающие игры, из которых взрослые старательно вытравили даже
малейшее веселье… И, конечно же, постоянные занудные нравоучения.
Не бегай. Не шуми. Не делай того и этого. Не ленись. Не ходи туда.
Не думай о посторонних вещах, когда с тобой говорят старшие!..
Иногда рыжей девочке снилось, что она
бежит со всех ног по узкому проходу меж стен – а позади неё одна за
другой падают с небес гигантские кирпичные буквы «НЕ».
У девочки, как и у прочих ребят, не
было имени: лишь номер «52» на пижаме. Какими бы разными ни были
дети, номера уравнивали их всех в глазах воспитателей и системы.
Поэтому галчата сами придумывали себе различия. И маленькие
радости, и тайны, чтобы раскрасить серость своего холодного,
каменного мирка.
Это были и книги, зачитанные до дыр.
Как те немногие интересные, что удавалось отыскать в библиотечной
пыли среди учебных пособий и нравоучительной чепухи – так и другие,
попавшие в интернат разными путями из наружного мира, передаваемые
воспитанниками от поколения к поколению. Ночами после отбоя дети
полушёпотом рассказывали друг другу истории, сплетённые из
прочитанных сюжетов и собственных фантазий.
И детские игры, в которых ставками
были желания, загадки и клятвы. И засаленные коллекционные карточки
с футболистами, звёздами кино, историческими героями: неофициальная
валюта приютских детишек. (Пятьдесят Вторая хранила под подушкой
карточку с Джейд Стар из «Дев Ордена Розы» – безумно красивой, с
насмешливым прищуром разноцветных глаз и развевающимися каштановыми
локонами – в которую была по-детски влюблена).
А ещё тайные вылазки на крышу, где
можно было любоваться закатами и рассветами, прятаться от
воспитателей и смотреть на облака. По вечерам, когда сгущались
сумерки и за оврагом загорались огни Гавани – так сладко было
следить за огоньками прибывающих и отходящих экипажей, мечтая о
далёких городах и странах. Самодельный кальян из банки и резиновых
трубок (тогда Пятьдесят Вторая первый и последний раз в жизни
вдыхала пар, и наутро ей было так же плохо, как и другим, хоть
никто и не показывал виду). Настенные надписи на тайном детском
языке, с помощью которых галчата обменивались новостями и слухами.
Детская вражда и дружба, примирения и клятвы, скреплявшиеся самым
священным на свете ритуалом – сцепленными мизинчиками… И много ещё
чего, делавшего детскую жизнь не такой унылой.