– Ну, до Кризиса такие места,
говорят, «автовокзалами» назывались, – объяснила Милашка.
Алиса не стала расспрашивать ни про
«Смуту», ни про «Кризис». Всё это, наверняка, было очень интересно
– но не здесь и не сейчас.
– Тогда намного лучше было с
междугородними перевозками. При Второй Республике порядок был: и
дороги хорошие, и бензин. Но сейчас всё… ну, так, как есть. Для
дальних поездок у нас железная дорога, только пути не везде
проложены. Ну, ещё вот они, – Милашка указала в небо. Там, в
нежно-сиреневой высоте с персиковыми закатными облаками, проплывало
нечто, похожее на толстую, белую рыбу с подвешенной под брюхом
корзиной.
– Воздушный шар?
– Термоплан! – гордо
поправила Милашка. – Ну, так-то почти тот же воздушный шар, только
управляемый. Но термопланы не у всех есть… В общем, Гавань – это
место, где вольные перевозчики собираются. Торговцы,
путешественники: те, что по всему Медноречью разъезжают.
Уточнять про Медноречье Алиса тоже не
стала, вспомнив карту. Три реки – Медь, Медянка и Медовушка. Да,
лучшего названия для изведанной части мира и не придумаешь!
– Там можно найти тех, кто едет куда
тебе нужно, и напроситься к ним попутчиками. Север не совсем уж
глушь, там свои города, так что кто-нибудь туда непременно
отправится. Главное – правильно выбрать.
– Ханна говорила, что в этой Гавани
много плохих типов, – припомнила Алиса. – И та старушка…
– Ой, Ханни вечно за меня хлопочет,
не обращай внимания, – фыркнула Милашка. – Всё считает меня
ребёнком. Не беспокойся. У нас же есть – что?
– Деньги? Вообще-то, именно из-за них
я и волну…
– Репутация! – Милашка щёлкнула
пальцем по жетону. – Кто станет с Канцелярией связываться? За нами
власть и порядок!
Алиса благоразумно не стала
вспоминать, что дефы в трущобах не очень-то испугались младшей
служащей. Она уже поняла, как гордится Милашка своей службой и как
верит в силу мундира и жетона.
– Давай сумками поменяемся! –
предложила меж тем Милашка. – Будем по очереди нести.
Алиса скинула с плеч рюкзак и
передала его спутнице, взамен взяв саквояж. Когда они уже двинулись
дальше, в сумрачной подворотне шевельнулась какая-то тень;
послышался глухой кашель.
– Барышни! Добрые барышни! – окликнул
их хриплый, тягучий голос. – Обождите минутку!
Из подворотни выбрался замотанный в
тряпки лягух. Старый, судя по сухой и обвисшей серо-зелёной шкуре.
И, похоже, больной – от его скрюченной фигуры исходило странное,
нехорошее ощущение. Лягух был закутан в драную и грязную накидку,
так что наружу выглядывала лишь правая рука, да половина морды со
слезящимся глазом.