Впрочем, сегодня старик решил
щегольнуть и прицепил к пиджаку яркий значок. С приходом сумерек на
улицах прибавилось народу – кукол и лягухов в нарядах и шарфах
знакомых расцветок. Из окон свешивались флаги, красно-жёлтые с
буквой «С» и бело-голубые с молниями. Предместья готовились к
вечернему матчу. У дверей пабов собирались гомонящие стайки
болельщиков. Некоторые вынесли телевизоры на улицу или выставили на
подоконники; народ сгрудился перед экранами.
– Знаешь, – сказала Алиса, проводив
взглядом протопавшего мимо медведя с двумя хохочущими
девушками-куклами на плечах, – ты зря так про Ханну. По-моему, она
очень тобой дорожит.
– Да ладно, что ты! Я тоже её очень
люблю. Мы с ней полжизни дружим, ближе неё у меня никого нет!
– Но она тебе явно доверяет больше,
чем ты думаешь, – заметила Алиса. – Так легко отпустила тебя в
дальнюю поездку…
– Ну а как же иначе? – изумилась
Милашка. – Приказ есть приказ. Мы же Канцелярия! А это значит –
что?
– Что за вами закон и порядок? –
повторила Алиса с лёгкой иронией, на которую Милашка не обратила
внимания.
– Что мы одна семья! Других близких,
кроме сослуживцев, у нас не бывает. И служба – семейная честь, а
приказ – семейный долг. А значит, канцелярский служащий всегда и со
всем справится, – в голосе Милашки прозвучали привычные хвастливые
нотки. – А если не справится, за ним придут другие. Это даже в
нашем гимне поётся.
– Да?
Милашка замурлыкала под нос,
подстраивая свой шаг под мелодию бодрого маршика, а потом
запела:
Мы свято верим Правилам и слову
командира,
И если вдруг не справлюсь я – за
мной придёт другой!
Мы служим Канцелярии! Не посрамим
мундира:
Шагаем лишь вперёд, храня порядок
и покой!
Сквозь огонь и Мглы седое
марево:
Дух пылает, в сердце честь
жива!
Слава Канцелярии,
Слава Канцелярии,
Слава Канцелярии,
Слава и виват!
Алиса улыбнулась. Милашка была так
упряма и непосредственна в своём энтузиазме! Черноволосая кукла
постаралась шагать с подругой в ногу, а потом начала подпевать на
припеве:
– …Слава и виват! – уже на два голоса
допели они, дойдя до конца улицы. Здесь земля уходила вниз поросшим
редкими кустами склоном; пологие холмы ступенями тянулись вдоль
тускло поблескивавшей реки, что лентой убегала на запад по
равнине.
Закат уже догорел, и лишь остатки
солнечного желтка тонули в грядах облаков над горизонтом, утопающим
в синей дымке. Близилась ночь, на город мягко опускались сумерки.
Зажглись окна домов, разбросанных по холмам. Дальше к западу
огоньки становились всё реже, теряясь в укутавших равнину тенях,
будто морские светлячки на глади вечернего моря.