Алиса обернулась. С востока уже
наползала тьма, и в ней Вертеполис расцветился огнями и налился
мерцающим заревом. Выше всех домов белела игла Шпиля: к ней
причаливал мигающий огоньком термоплан.
– Я в д-детстве мечтала о море, –
вдруг призналась Милашка. – Когда мы по вечерам на крышу
в-вылезали, сидела на краю и смотрела. Воображала, что это
взаправду море: что я однажды сб-бегу и уплыву… – в голосе её
прозвучала нотка грусти.
Алиса украдкой огляделась, гадая,
откуда могла любоваться закатом подруга. На миг ей самой
представились озарённые закатом паруса кораблей, идущих в порт.
Взор девушки зацепился за тёмное здание с массивной башней,
нависшее над обрывом. Точь-в-точь старинный форт у моря! А может,
даже тюрьма… Смотреть на него было неуютно.
– Ладно, идём! – прежним весёлым
голосом позвала Милашка.
Вниз по склону шла узкая каменная
лесенка с рассыпавшимися перилами. Девушки спустились по ней туда,
где сквозь деревья сияли огни. Прошли под сплетёнными аркой
ветвями, и перед ними открылась Гавань.
Приземистые строения складов и
ангаров – настоящий лабиринт, заросший сорняками – окружали
огромную площадь, освещённую прожекторами на высоких мачтах. На
противоположной её стороне высилось здание с циферблатом старинных
часов на фасаде и большими освещёнными окнами первого этажа, за
которыми прохаживались тени. Когда-то козырёк над входом венчали
жестяные буквы, но теперь поверх нескольких сохранившихся
(«АВ…О…КЗ…Л») красовались вывески: «Зал ожидания».
«Мотель(от 50 бал/сут)», «Заправка
транспорта: газ, уголь, карбен, кузель, дрова, сено».
И почти вся площадь была занята
разномастным транспортом. Здесь были дилижансы, напоминавшие
сундуки на колёсах, и крытые брезентом фургоны. Одни экипажи были
запряжены лошадьми, другие – громадными, толстыми жабами с
пупырчатой шкурой; жабы жевали корм из корыт и лениво моргали
тяжёлыми веками.
Были и железные машины со
здоровенными колёсами и высокими трубами. И обвешанная тюками,
узлами и чемоданами двуколка, запряжённая длинноногой, клювастой
птицей с зелёными перьями и синим хохолком на голове. И совсем уж
странный экипаж – большущее колесо, внутри которого на оси была
подвешена круглая железная кабина с иллюминаторами и торчащими
патрубками. Была ещё одна жаба, но ездовая – под седлом, покрытая
яркой попоной с вышитым солнцем, с бронзовой налобной
пластиной…