— Фьют, почему все кругом маленькие?
Где такие, как ты?
— Как я? — не понял октопус. — Лучей
всего восемь: Луч Защиты, Пастухов, Познания, Порядка, Искусства,
Лесов, Богатства и Луч Традиций. Надо всеми Старейший. Но
Старейшего ныне нет, ушёл.
Он глубоко задумался над чем-то,
прикрыв один глаз, а вторым отслеживал движение планарии. Рина
хотела уточнить вопрос, как вдруг Хонер постучал по плечу, указывая
вверх: между вершинами башен реяло светящееся полотно, растянувшись
метров на двадцать, вроде сачка, открытое спереди. Словно надули
длинный-предлинный воздушный пузырь, да ещё и фосфоресцирующий
синим и зелёным. На нём проявлялись малиновые узоры, держались
несколько мгновений, таяли.
Приглядевшись, Рина увидела
осьминожек, которые водили щупальцами по пузырю, от каждого касания
вспыхивал сияющий след.
— Огнетелки! — догадалась она. —
Маленькие животные, живущие бок о бок, как стежки в шарфе. Никогда
не видела настолько огромной колонии!
Фьют откликнулся:
— Луч Порядка с учениками вырастили
две дюжины таких специально к фестивалю Светло-Летней Трески.
Разговаривая с Фьютом, Рина выяснила,
что понятия «день» и «ночь» знакомы октопусам. Но время на глубине
определяют не по солнцу, а по суточным циклам миграции морских
обитателей.
— Символы Южного Течения — тоже
работа Луча Порядка. — Фьют кивнул на фрактал из ракушек, который
украшал коралловую арку. — Почти на месте. Вот и Длинная площадь,
тут сегодня концерт.
Башни расступились, открылась аллея
шириной с футбольное поле, а длину невозможно было различить в
сонме светящихся пузырей. Над площадью живыми гирляндами парили
огнетелки, у дна расположился лабиринт из пирамидальных песочных
домиков.
Планария подлетела к центру, где
кувыркалось больше всего работников и солдат. Они что,
танцуют?..
Нарастал визгливый звук, как будто
кошка скребёт когтями по зеркалу, только в десятки раз громче.
Вскоре к нему добавились ритмичные постукивания, щелчки. Может, это
и есть их музыка?
Рина наклонилась к Хонеру,
прошептала:
— Смотри не зажимай уши!
Гидролог морщился. От скрежета
сводило скулы, хотелось самой заорать погромче. Однако танцующим
«музыка» явно нравилась, те двигались в такт.
Дело в том, что осьминоги не слышат
звуков выше тысячи герц, они не различили бы писк комара или
верхние ноты сопрано. Людям же подобный скрип страшен с древних
времён. Он напоминает крики наземных хищников, ведь пума и леопард
«разговаривают» в том же звуковом диапазоне от двух тысяч герц.
Поэтому наше подсознание командует бежать и прятаться, когда рядом
водят железом по стеклу.