А кто водил здесь?
Октопусы сходились в квадраты,
звёзды, вновь рассыпались поодиночке и кувыркались. Сквозь
мельтешение трудно было разглядеть восьмиугольный помост, на
котором сидело под сотню солдат. Они держали крупные раковины
морского гребешка, словно крышки от кастрюль, корябали по ним
острыми камнями, стучали, цокали клювами.
Планария больше не снижалась, зависла
позади танцующих. Рина заметила, что Фьют вынул руки из жаберных
щелей червя и сузил глаз, внимательно наблюдая за пленниками.
Сотня вредных кошек, кажется, решила
проскрести себе туннель в зазеркалье. Рина старалась не кривиться:
если при помощи ниетты ей стали понятны перемены цветов Фьюта,
может, есть и обратный эффект? Вдруг он теперь различает
человеческую мимику?
Октопус тыкнул щупальцем в
Хонера:
— Почему у него из глаз течёт
вода?
— Люди могут плакать от грусти, от
счастья, — пояснила Рина, памятуя о том, что враньё сразу различат.
— Очень уж у вас музыка душевная, проникает до самого сердца.
Похоже, объяснение понравилось:
настороженные иголки на коже Фьюта разгладились. Через пару минут
какофония наконец-то кончилась; Хонер застонал.
— Это от счастья? — предположил
октопус.
— Да, — честно ответила Рина,
выдыхая.
Танцующие и не думали расходиться.
Вместо этого они поплыли к планарии с медузой, собираясь вокруг
плотным шаром. Ближайший к Рине мелкий осьминожка продел щупальце
под свою мантию, высунул кончики из сифона и махал ими. Другие
октопусы тут же подхватили жест, и вскоре со всех сторон изгибались
сотни червячков.
— Я вам подразнюсь! — Фьют погрозил
толпе свёрнутым в тугую спираль «кулаком».
Червячки убрались, но ненадолго —
стоящие впереди озорники уплывали, им на смену теснились новые,
которые высовывали из сифонов уже по два щупальца. Рина спросила в
замешательстве:
— Почему я не понимаю, о чём они
щёлкают?
— Слава Течениям, что не понимаете! —
откликнулся Фьют, не переставая грозить четырьмя «кулаками». — Им
не вживили ниетты. Хотя следовало бы! У-у, неслухи!
Толпа вдруг расступилась. К медузе
спешил малиновый октопус, размером только немного уступающий Фьюту.
Уцепившись присосками за планарию, он начал сердито щёлкать. Голос
казался женским, высоким, с истеричными нотками:
— Луч Познания, как вы могли? У вас
есть разум — приводить на фестиваль уналашей?!