Я понял все это сразу, как только
заглянул в ее усталые, в красных прожилках глаза и разглядел капли
пота на лбу и шее.
Помню, меня совсем не удивило мое
знание. А знал я об этой женщине абсолютно все. Что дома у нее двое
сыновей-малолеток и дочь на выданье. Что ее муж погиб прошлой зимой
– провалился под речной лед, когда вез хворост из ближайшего леса.
Провалился вместе с лошадью. Та хоть и старая была, но все ж в
хозяйстве подмога, а без нее…
Да, семья этой женщины пережила
тяжелый год. По весне едва с голоду не померли, но, слава
Змееносцам, сосед-мельник подкинул пуд муки. Не просто так
подкинул, а как будущим родичам – посватался к дочери. А той люб
другой – молодой да горячий. Всем хорош парень, да только сам гол
как сокол. Мельник же хоть и стар, да богат. Дочка плачет, не хочет
за мельника идти. Но такова доля бесприданницы – достанется девица
не любимому да нищему, а постылому толстому, краснолицему мельнику,
который ей в отцы годится, зато состоятельному.
«Ничего, стерпится – слюбится.
Главное – младшеньких поднять. А то у малого в легких болотная
хворь завелась, харкает едва не кровью, а на лекаря денег нет…
Может, мельник даст после свадьбы, не бросит же шурина-малолетка
заживо гнить. Эх, только бы дочка глупостей не натворила!» –
подумала женщина и горестно вздохнула, а я словно очнулся.
Оказывается, она уже давно прошла
мимо, вдалеке на дороге маячил ее крошечный силуэт, а я стоял перед
городскими воротами.
Да… Тогда я впервые испытал глубокое
погружение в жизнь чужого существа, и это произвело на меня очень
сильное впечатление. Я почувствовал жалость к этой женщине и ее
детям и острое желание помочь. Я знал, что могу это сделать, мне по
силам излечить болотную хворь и добыть денег на приданое
дочке.
Я повернулся, чтобы догнать ее, и
меня тут же скрутила такая судорога боли, что зашумело в ушах, и
земля ушла из-под ног. Меня рвало, из носа и ушей хлестала кровь, а
штаны стали мокрыми и горячими от испражнений. Я выл и катался по
земле.
Ко мне бросились перепуганные
стражники, пытаясь помочь. Но помочь себе мог только я сам.
Жестокая физическая боль изгнала из моей души воспоминания о той
женщине. А как только пропала жалость к ней, тут же исчезла и
боль.
Помню, я сидел на дороге, с ног до
головы перемазанный собственной кровью, блевотой, дерьмом, и плакал
– зло и отчаянно, потому что где-то в глубине души понимал: детство
кончилось, только что я действительно стал Должником…