— Это трущобы, Фло. Темная утроба города. Чем бы сейчас ни
занималась мисс Лилиан, поверь, она была бы рада, если ты не
пойдешь в это место искать ее одна.
— Так ты пойдешь со мной! — заявила Флоренс так уверенно, словно
бы он не мог отказать ей.
Не мог же?
Бенджамин улыбнулся.
— Нет, милая, — сказал он.
Руки Флоренс опустились и плечи поникли. Отказ был — что удар
под дых, снова захотелось расплакаться.
Бенджамин встал с кресла. Он подошел к столику, на котором стоял
графин с водой — на дне, конечно, волшебный холодный камешек,
сохраняющий воду свежей и прохладной, налил стакан воды и отдал его
Флоренс.
— Послушай, — сказал он вкрадчиво. — До осени еще уйма времени.
Есть шанс придумать что-то более надежное, чем мисс Лилиан. Я
разузнаю о ней.
— Обещаешь? — Флоренс подняла на него взгляд.
Бенджамин был предельно серьезен — даже странно для того, кто,
по мнению собственного отца, был способен лишь прожигать жизнь и
фамильное состояние.
Впрочем, возможно, лорд Силбер не хотел видеть в сыне кого-то
другого, а Бенджамин со временем утратил желание этого другого себя
отцу показывать. Вот и строил из себя безалаберного повесу, пока
мать, сестры и сам Оливер Силбер маячили где-то рядом.
С Флоренс он был настоящим.
Потому что в ней лорд Силбер тоже отказывался видеть кого-либо,
кроме дочери Аделины — глупой, бесстыдной, порочной, неправильной
Аделины, посмевшей сделать не тот выбор, который ждала от нее
семья.
— Ладно, — сказал Бенджамин и ласково дотронулся до плеча
кузины. — Час уже поздний. С утра думается лучше, так что ложись
спать, Фло.
Она скупо кивнула, не поднимая взгляда от поверхности воды.
Вода дрожала. В пальцах Флоренс появилась знакомая слабость, в
горле — легкая щекотка, идущая откуда-то из груди. Верный признак
надвигающегося приступа.
— Фло?
— Минуту!
Она бросилась к туалетному столику и поставила стакан на него
так резко, что вода чуть не выплеснулась. Среди пузырьков и
баночек, хрустальных, фарфоровых и из темного аптечного стекла,
Флоренс пыталась найти один-единственный серебряный, с прочной
защелкой и именной гравировкой.
Бенджамин замер, потому что понял, что произошло.
Странная болезнь, спутница Флоренс с самого детства, иногда
возвращалась — в минуты волнений, к примеру, или после других
болезней. Или когда происходило что-то, способное выбить девушку из
обычного ее почти спокойствия — того, с которым добрая, ироничная
Флоренс переживала почти все невзгоды жизни. В прошлый раз приступ
чуть не случился в пансионе, незадолго до отъезда, Бенджамин знал о
нем, потому что Флоренс написала ему об этом.