Флоренс испугалась еще больше и чуть не выпустила из пальцев
чашку с кофе.
То воодушевление, которым загорелись глаза леди Кессиди, пугало
даже больше, чем беседы с дядюшкой в кабинете.
Чего ожидать от дядюшки, Флоренс знала. Примерно предполагала. А
вот с его женой, своей тетей не по крови, а по закону, Флоренс
общалась мало: меньше, чем было нужно, чтобы этот внезапный порыв
выглядел искренним желанием помочь племяннице, а не чем-то
другим.
Но все шло так, как предположил Бенджи: леди Кессиди
обрадовалась тому, что бедная сиротка скоро уедет из дома. Значит,
больше женихов достанется ее родным дочерям.
Пока же они были скорее недовольны.
Лицо Дженни обиженно вытянулось, но прежде, чем она успела
что-то сказать, Матильда ощутимо ударила ее пяткой по голени — их
общий тайный знак, что пора замолчать, пока никто не наговорил
лишнего.
Леди Кессиди лениво встала с места и, проходя мимо Флоренс,
почти ласково погладила ее по голове:
— Сегодня пойдешь с нами на прогулку в парк, — проворковала она.
— Можешь начинать собираться. А я пока поговорю с Оливером.
Ронан ожидал подвоха, конечно, потому что когда Эдвард Милле о
чем-то его просил вот так, в курительной комнате или за ужином в
клубе, это означало, что все куда сложнее, чем кажется на первый
взгляд.
Дела у Эдварда всегда были деликатные — настолько, что он
старался не посвящать в них лишних людей. Такие дела и составляли
его работу, карьеру, которой Эдвард дорожил.
Любой юноша, занимающий в мире логресской аристократии то же
место, что юноша из семьи Милле, мог позволить себе праздность и
беспечность до конца жизни. Их жизнь составляли званые ужины, балы,
скачки, вечерние посиделки в клубах, породистые собаки и не менее
породистые содержанки, оперы, театр, охота, путешествия, игра в
науку — какая там наука, думал про себя Ронан Макаллан, если от
любой трудности эти сопляки бежали к мамкиной юбке и делали вид,
что профессора слишком многое от них требуют? Истинный сын Эйдина,
он смотрел на изнеженных детей Логреса с долей презрения. Но не на
Эдварда.
Эдвард прятал за показной беспечностью железную волю и зубами
выгрызал себе место под солнцем яростно и жестоко. Отец Ронана
поначалу считал, что дружба с графским сыночком ни к чему хорошему
его собственного сына не приведет, только испортит, как и служба в
столице, но после личного знакомства с Эдвардом мнение свое
поменял.