– Ты был пилотом аэроплана? – тихо
спросил я, пристально вглядываясь в лицо пришлого. Каждое его слово
было бесценно.
– Нет, что ты, – ответил он, а я
пропустил мимо ушей фамильярность в обращении. Не время для ругани
сейчас. – Он здоровый был, как хрен знает что, блестящий, гудит.
Это я помню. И летело нас очень много. Около четырёх сотен. Помню
облака далеко внизу.
– Хорошо, – со вздохом, произнёс я,
опускаясь в кресло, – присаживайся. Тебя как зовут?
– Сашка. То есть Александр Никитин,
ваше высокоблагородие, – медленно выдавил из себя человек. Он стал
совсем хмурый, после чего задал вопрос, мучивший его всё это время.
– Я всё забуду? Стану, как старый маразматик?
– Нет, не всё. Близких родственников
и хороших друзей ты помнить будешь. Не забудешь речь и письмо. Не
забудешь увлечения и то, что делал своими руками по чину и
должности. Руки вообще ничего не забудут. И, собственно, ты не
забудешь ничего окончательно и насовсем. Стоит тебе встретить
что-нибудь из прежней жизни или похожее на оное, как воспоминания
нагрянут целым водопадом. Поэтому береги старые вещи. Если они не
представляют ценности для нашей науки, их тебе оставят. И не
унывай.
– Да, наверное, – грустно согласился
Сашка.
Я посмотрел на развешенные, на стене
клинки, особливо выделяя из них один, на картину с морем между
ними, на ажурно вырезанный герб рода, висящий над входом. Я каждый
день глядел на них, они были частью моих воспоминаний.
Дверь открылась, и в неё вошёл
профессор Крылкин.
– А, – вставая с места, воскликнул я,
– заходите, Алексей Григорьевич! Мы вас ждём!
Профессор пригладил бородку клинышком
и быстро подошёл к нам, глядя что на меня, что на попаданца снизу
верх.
– Замечательно! – воскликнуло светило
нашей науки, поправив старомодное пенсне и взяв человека за руки.
Он покрутил его ладони то вверх, то вниз. А потом, промолвив:
«Нагнитесь», рассмотрел лицо, даже пощупав скулы и челюсть сухими
пальцами.
Я наблюдал за этими манипуляциями
молча. Профессор был очень увлечённой личностью, но дело своё
знал.
– Он понимает по-нашему?
– Да.
– Изумительно! – возбуждённо повысил
голос профессор, старательно выговаривая и вытягивая слова, но при
этом жутко картавя. – Вы его к нам в лечебницу опъеделите?
Крылкин замер, пристально глядя на
меня в ожидании ответа.