[10] Горло –
пролив между Белым и Баренцевым морями.
[11] Павел
Петрович Аносов – русский горный инженер и ученый, считается одним
из родоначальников металлургии как полноценной науки.
[12] Купцы из
староверов в самом деле считались более верными данному слову. Их
обещание, конечно, не являлось гарантией, но было крепким –
факт.
[13] Канкрин Егор
Францевич – министр финансов. В реальной истории стал таковым
только в 1823 году.
У выхода
мой экипаж оказался окружен десятком кирасиров. Белые мундиры с
желтым приборным цветом воротников, шлемы с высоким шишаком – глаз
радуется, вот только лица всадников серьезны, они то и дело нервно
оглядываются.
– Кошкуль Петр Иванович, полковник
Кирасирского Его Величества лейб-гвардии полка, – козырнул мне
немолодой уже полковник, чьи усы плавно переходили в бакенбарды. –
Приказано незамедлительно доставить Вас во дворец.
Ого, сам
командир одного из самых известных и желанных для службы полков за
мной пожаловал!
– С чем
связана такая срочность?
– Не
велено оглашать, Александра Платоновна, приказ – нигде не
задерживаться.
Аслан
открыл дверцу и помог забраться в карету, Андрей уже устроился на
козлах и смотрел на кавалеристов с определенной ленцой, в которой я
по опыту своему узнавала готовность к немедленным
действиям.
Вот
интересно: а если от самого Императора придет приказ арестовать
меня, отойдут мои охранники в сторону?
Почему-то
мне кажется, что нет. Привыкли мы друг к другу, как семья уже.
Словно четыре братца появились из ниоткуда.
Послышалась команда, и наша кавалькада тронулась в
сторону Дворцовой площади, первый кирасир оглушительным свистом
разгонял другие экипажи и неосторожных прохожих. Ехать тут совсем
ничего, и уже через несколько минут я выпрыгивала у самого входа во
дворец. Аслана попытались остановить у дверей, но он так зыркнул,
что гвардеец на посту не рискнул настаивать, а начальства рядом не
оказалось. Зато появился Ростопчин, какой-то серый и заходящийся в
астматическом кашле через каждые пару десятков шагов. Мне он ничего
не сказал, просто взял за руку и потащил к императорским
покоям.
– Да что
случилось-то?
–
Государь при смерти, – просипел Федор Васильевич и вновь со свистом
закашлялся.
Я сбилась с шага, пораженная этой
новостью. Павел Петрович всегда казался каким-то вечным,
незыблемым, словно был всегда и будет вечно. И тогда ноги мои сами
понеслись знакомым маршрутом.