- Крестьянин значит христианин, государь. Борода не обязательна
для веры и службы.
Николай вздохнул. Понимаю. Бедняга.
- Трудно быть царем, государь?
- Что? Что?! - его взгляд перестал быть добрым.
- Могу лишь догадываться какую только околесицу не пришлось
тебе, батюшка царь, выслушать за эти дни. А что поделать? Нельзя
перед тобой дураком выглядеть, вот и стараются люди как могут, а
получается наоборот. Всё от усердия. Прости их.
- Ты меня спас, Степан. От смерти отвёл. Я тебе этого не
забуду.
А вот это нехорошо. Не желает он с намеченного отходить,
досадно. Пришлось выслушать короткую речь о том какой я молодец и
правильно сделал, а он мне этого не забудет.
- Думал я чем наградить тебя, да барин твой бывший говорит, что
удивительный ты человек, мужик. Ничего тебе не нужно. Правда ли
это?
Огромное вам "спасибо", Александр Сергеевич. Не ожидал. Как это
- мне ничего не нужно?!
- Барина слушать - урожай не собрать. Ой, я сказал это вслух?
Прости, государь. - виновато опустил я голову.
- А где ты собираешь свои урожаи, Степан? Пушкин говорил о тебе.
Да и не только... Сказал, будто ты миллионщик каких мало.
- Это преувеличение.
- Что ты дела его ведёшь так хорошо, что лучшего управляющего и
найти сложно.
- Это преуменьшение, государь.
- Что ты бахвал я и сам вижу. Ещё ты поэт и любитель помахать
кулаками. За кулаки не скажу, не видел, но стихи у тебя хорошие.
Про скифов особенно. Пушкин отчаянно не признается, что они его, а
не твои. Почему?
- Потому что они мои, а не его.
- Не лги мне, христианин.
"Царю лжешь! Не человечьим велением, а Божьим соизволеньем аз
есмь царь!" - всплыла в памяти фраза из фильма.
- Провалиться мне на этом месте, государь, если лгу. Имею
слабость к сочинительству.
- Поверю. Тебе - поверю. Не будь с тобой руки Божией, не выручил
бы ты меня.
"Стоп, - подумал я, - вот уже "спас" превратилось в "выручил".
Нехорошо".
Краем глаза я отметил плохо скрываемое недовольство Волконского.
Министр Двора терпеливо изображал мебель, но было не трудно увидеть
смесь раздражения и скуки проступающие на внешне бесстрастном
лице.
Царь перешёл к подаркам. Первым делом мне было вручено то же,
что и Пушкину, а именно портрет государя в бриллиантах, на шейной
ленте. Это интересно. Крестьянину такое не положено. Разгадка,
впрочем, напрашивалась.