Желающих в разведку было не то чтобы густо – обессилели стрелки,
день-то был бесконечным. Но Иванов сразу встал, имелось
предчувствие, что в деревню батальон не отведут, а мерзнуть на
снегу в обнимку с мыслями нехорошими – не лучший вариант...
…Фонарик почти не светил, батарея издыхала, в желтом свете карта
едва видна.
— Вот здесь и попробуете обойти, фланг прощупать, слабину у
немцев найти. Имеем приказ завтра Потапово взять в любом случае.
Это понятно? – старший лейтенант потряс меркнущий фонарик и
выругался.
— Понятно, – угрюмо заверили бойцы.
— Сделаем! Даю честное слово коммуниста! – заверил комбата юный
младший политрук.
Комбат посмотрел на самоуверенного пацана, кивнул:
— Командует младший политрук Чашин. Замом – сержант Прохоров.
Возьмете автоматы, гранат побольше. Себя не демаскировать!
— Сделаем! – повторил младший политрук. Ему было и страшно, и
весело. Совсем ведь сопляк.
Собирались недолго. Митрич от автомата отказался – «непривычный
я, там сноровка нужна». Оружие было не самым сложным, доводилось с
инструментом куда тоньше работать, да ну его к черту. Диск еще и
попробуй снаряди, если лежишь на снегу да под обстрелом.
С другим делом задержались, когда уже вышли. Политрук Чашин
возражал – то ли не терпелось ему, то ли брезговал. «Не положено, у
лыжников свое начальство есть, там за имущество строго отвечают».
Вот дурной же разговор. Все равно рядом ползти, какие тут
предрассудки.
Снимать с окоченевших до полной жесткости тел маскхалаты
оказалось почти невозможно. Митрич кое-как содрал с рослого лыжника
белый балахон, с трудом натянул на себя, шинель оставил на
снегу.
— Замерзнешь, – пробормотал сержант Прохоров, возясь с соседним
телом.
— Не, тепло будет, – проворчал Митрич, затягивая на груди
уцелевшие завязки балахона.
Политрук торопил. Поползли дальше. Митрич запомнил место, где
шинель оставил, присмотрел новые валенки на одном из лыжников.
Нужно будет на обратном пути забрать, парню они уже ни к чему.
Ползли – одиннадцать белых теней, вернее, десять и
желтовато-черноногий в своем командирском полушубке и галифе
товарищ Чашин. Слегка шуршал снег и тянущиеся полы маск-накидок,
сопели бойцы. А красноармеец Иванов думал о том, сотрется ли
розовое пятно на животе маскхалата, и еще о том, что ничего
славного из этого дела не выйдет, просто так убьют, буднично. И кто
же в гадания верить-то заставлял?