Внизу шла пальба, орали невнятно, мелькали приклады и вспышки
выстрелов, трещал лед, кости и ткань маскхалатов. Казалось, и наших
там куда больше десятка, а немцев так и вообще уйма, так и набегали
из-за поворота траншеи. Кричал и садил в упор из револьвера
политрук.… Сбоку безумно – длиннющей очередью – застучал пулемет –
в кого, не ясно…
Красноармеец Иванов уловил, что в него – возвышающегося на
бруствере статуей бледно-мраморного атлета – кто-то стреляет.
Шестым чувством углядел в дерущейся тьме вскинутый пистолет –
припадая на колено, выстрелил в ответ. Попал – не попал, смотреть
было некогда – валенки вновь заскользили, рухнул в траншею и
сходу-слету нашел штыком грудь немца.
Нет, это не было уставным «длинным коли! Коротким коли!
Прикладом бей», как учили в дивизии народного ополчения студентов,
профессоров, заслуженных работников народного хозяйства, а заодно и
примкнувшего пролетарского товарища Иванова. Тесновато в траншее
было для правильного рукопашного боя. Шел по мертвым и раненым
Митрич, колол «под кадык», как совершенно неверно, но нужно учил
пацана в 20-м году Васька Коробов, сгинувший в тот памятный день у
мельницы. Винтовочка наперевес, движения почти шутливые: цевьем
вражье оружие отбить, и острием под горло коротко
коснуться-приласкать. Ну, иногда и приклад к месту – встречного
гада отодвинуть, а на крайний случай еще есть три патрона в
магазине, их и с расчетом тратим…
…Да уж какой там расчет – это только потом кажется, когда
вспоминать начинаешь, а так… кровавая толкучка, в глазах от
ненависти и страха сплошная муть. Но видимо, какой-то рабочий
расчет товарища Иванова вел, поскольку жив остался, а личного урона
понес – только ожог от выстрела в упор. Смешно сказать – кончик
носа опалило, в упор немец палил, как башку не разнес – превеликая
загадка.
Слегка опомнился Митрич, когда высвобождал штык из спины
пулеметчика. Уж очень точно ткнул – прямо в середку, пехотная
немецкая «портупея» четырехгранную сталь заклинила. А немец у
пулемета точно был отъявленный псих – припал к машине и
строчит-строчит за бруствер, словно там полноценный батальон
наступает.
Не было батальона, была траншея, заваленная немецкими трупами,
два пулеметных гнезда и пара блиндажей.
— Оборону занимай! – кричал Прохоров. – В блиндаже гляньте, нет
ли кого.