— Это как?
— Да просто. Кормить тебя не хочу. Чтоб завтра тебя не было.
— Куда же мне?
— Твое дело. Иди, отца ищи. Кончено. Или сам уйдешь, или помогу.
Пачкаться не хочу, мне крысенышей резать не в радость. Но раз
мешаешь, придется оскоромиться. Не толкай на грех.
— Не убьешь. Люди всё видят.
— Тупой, что ли? Кто вякнет-то? Убежал дурачок отца искать, да и
все.
— Не пойду. Мой дом, вот мастерская отцовская.
— Мозги напряги. Ты не уйдешь, сестрица уйдет. Долго ли с
крыльца упасть, шею свернуть. Она не злобливая, особо мне не
мешает, но раз братец тупой, так всякое может случиться, – пояснил
Авдей.
От спокойно-равнодушного тона бандита у Митьки спина
похолодела.
— Дошло никак? – понял Авдей. – Ну, прощай. На вот, на первое
время.
В его руке были скомканные купюры.
— Не нуждаюсь.
— Как скажешь. Держи тогда поддевку, здесь тряпье без
надобности. И чтоб я тебя больше не видел, – Авдей бросил на порог
зимний ватный пиджак и пошел к дому.
Ушел утром Митька. Собрал, что пригодиться могло, в мешок, и
ушел. Ночевал у рынка, днем крутился. Потом еще раз вернулся – дня
через три – через окошко в мастерскую влез, поспал в знакомом
месте. Всё казалось, мать придет, в дверь стукнет. Не могла же она
не чувствовать, а? Хоть кто-то, но спохватится, искать должен. Ну,
хоть Райка…
И понимал умом, что никто малую девчонку в ночь не выпустит, и
что мать не выйдет, а все равно так тошно было. Утром вылез в окно,
и уже больше не возвращался…
***
— Что там, лейтенант? Возвернутся или нет?
— Немцы-то? Да куда они денутся. Хватит нам фрицев. Но пока
думают.
Остывают гильзы, усеявшие снег между бревнами, вяло
передергивает плечами лейтенант. Холодно мальчишке.
***
И холодно было тогда Митьке, и голодно. Ночевал где придется,
иной раз с беспризорниками, но с теми было уж очень беспокойно –
много заполошенных, буйных да придурковатых. Держался бездомный
Иванов родного Замоскворечья, но в стороне от Кадашей – стыдно было
со знакомыми сталкиваться. Чуть подрабатывал, чуть подворовывал, не
без этого. Но старался совсем уж не шелудиветь.
…— А деру не дашь? С виду чистый жиган[7], даром что тощий, –
подозрительно щурилась тетка.
— Мадам товарищ гражданка. Ежели со мной честно, так я вдвойне
честнее. Да и корзина у вас – это же валунной тяжести багаж. Разве
с ним убежишь?