Было. Бывает. Наверное, и дальше такое будет. Разница в
болезнях, направлениях исходов-бегств, видов транспорта и
географических маршрутах не так уж и существенна, «хрен бы ее», как
говорит умный бронетанковый лейтенант Олежка Терсков. Всегда кто-то
идет, подыхает, с жизнью прощается и проститься не может.
Всякое было. Но дошел до той теплой весны Митька, дотащился до
«родных осин», как говорят не бронетанковые, но тоже очень
тонко-чувствующие поэты. Правда, осин на том месте не было, перешел
границу по старой голой дороге, символически перекопанной канавой.
Далее был остановлен бдительным пограничным разъездом:
— Куда прешь, малый? Сказано же ясным языком: через Холопово не
ходить.
— Дяденьки, зубы у меня, спасу нет! – замычал Митька, оттягивая
слегка постиранный, но все равно чумазый носовой платок на
роже.
— Ух ты, угораздило, не дай бог. Что ж ты, дурак такой… зубов
нет, пропуска, небось тоже нет.
— Откудова? Не дают еще. Малолетний.
— Сгинь поживей. И больше не попадайся. Вообще тебе в Псков
надо, там доктор по зубам хороший. Может, возьмется…
— Спасибо, дяденьки.
Странные были времена. Сдвигались границы, ходили фронты, все
было немного условно, и если ты не прешь отрядом с
винтовками-пулеметами и бомбами, то вроде и не очень ты нарушитель
границы.
Побрел Митька далее, решив, что «стволы» нужно спрятать. Вроде
злым был Иванов на весь мир, терять нечего, хоть кого навскидку без
раздумий шмальнет. А увидел на фуражках родные красные звездочки….
Ну и как стрелять? Хари у бойцов уж больно на эскадронные похожи.
Нет, никогда уж с Чижовым и Игнатом не придется увидеться,
рассудительного Гончара не послушать, но ежели узнают, что Митька
своих класть готов…. Нет, так нельзя.
***
— Эй, Митрич, хорош дрыхнуть. Приехали. Иди, докладай.
— Иду. Ох, растряс ты меня.
— Во, аристократ какой с нами катил. Мог бы и пехом.
— Не-не, пехом мне нельзя. У меня же нога не стопроцентная. Вот
на поезде, в «спальном», то можно…
— Шутник. Щас тебе «Красную стрелу» подадут.
Кстати, тогда Митька в Петроград на поезде и приехал. Продал
серебряный портсигар немецкого пограничника, деньги заграничные
поменял – не особо много их было, но все же. Сходил в баню,
вымылся, заодно спер у случайного соседа вязаный шарф. Кралось уже
легко – главное, чтоб не последнее у людей отнимать, а так пусть
поделятся – ей богу, человеку-Иванову сейчас оно нужнее.