То же самое происходило и с ответами вдовы Гуровой на мои
вопросы.
— Знаете, Алексей Филиппович, это сейчас я почти всякую ночь
мучаюсь бессонницей, а когда была счастлива состоять супругой
Захара Модестовича, спала неизменно крепко и сладко. И в ту
страшную ночь я не вставала, ничего не видела и не слышала, — сами
посчитайте, как можно сократить эту тираду без ущерба для
содержания.
— Нет, что вы, никаких ядов в нашем доме не держали, зачем? К
чему яды там, где царит семейное счастье?! — тоже куча лишних слов
и показных чувств.
— Увы, ничего не могу сказать, уж простите меня великодушно,
Алексей Филиппович. Я даже не знаю, что было записано в старом
завещании Захарушки, а уж о новом и представления ни малейшего не
имею! — это я выслушал после вопроса о завещании.
Пытаясь не злиться на эту смесь многословия с пустословием, я
мысленно раскладывал высказывания госпожи Гуровой на то, что
представляло хоть какой-то интерес, и то, что смело можно выбросить
за ненадобностью. Занятие оказалось полезным — оказывается, за
всеми этими нагромождениями словес я успел пропустить нечто,
заслуживающее внимания.
— Ангелина Павловна, — я немедленно принялся исправлять
замеченное упущение, — вот вы выразили надежду на поимку
отравителя. Но ведь Николай Погорелов уже сознался?
— Что? — Гурова уставилась на меня с непонимающим видом. —
Николенька? Погорелов? Сознался?!
Тут уже впору было изумляться мне самому. Она что, так ничего и
не знает?! Или это опять домашний театр?
— Да это же какой-то вздор! — возмутилась вдова. — Быть такого
не может! Алексей Филиппович, я прошу, нет, я умоляю вас защитить
доброе имя Николеньки! Это безмозглые губные заставили его
оговорить себя!
— Никоим образом, — возразил я. — Я сам вчера говорил с Николаем
Матвеевичем и со всею уверенностью убедился, что признался он
исключительно по своей воле, безо всякого давления с чьей-либо
стороны.
— Не понимаю, — только и смогла сказать Гурова. — Не-по-ни-ма-ю!
— с нажимом повторила она и замкнулась, уйдя куда-то в себя.
Хм, и не особо ведь похоже, что играла. То есть оно, конечно, и
так могло быть, но вот зачем остальным домочадцам скрывать от вдовы
такие сведения, мне оставалось непонятным. И ещё более непонятным
представлялось изображение ею своего неведения, если она на самом
деле знала о признании Погорелова. Похоже, всё-таки не знала...