— А скажите, мог ли, по-вашему, Гуров заранее объявить
домочадцам о желании изменить завещание? — спросил я.
— Опять же не стал бы такое говорить в суде, но насколько я знал
Захара Модестовича, такое представляется мне до крайности
маловероятным, — не замедлил Друбич с ответом. Кстати, Алексей
Филиппович, — Лев Маркович, должно быть, понимал, что наша беседа
на том исчерпана, но, видимо, последнее слово ему хотелось оставить
за собой. — Господину Шаболдину я эти свои предположения не
излагал. Простите, не знал, что к делу его высочество Леонид
Васильевич интерес имеет.
— Теперь знаете, — я добавил в голос этакой многозначительности,
и по глазам Друбича увидел, что присяжный поверенный меня понял.
Узнай он теперь что-то новое, сам, конечно, к приставу не побежит,
но вот кого потолковее из помощников в губную управу пошлёт сей же
час...
...В театры я, конечно же, хаживал, особенно часто стал это
делать после женитьбы на Варварушке, но, как выяснилось, даже
близко не представлял себе устройство театрального дела в Царстве
Русском. Хорошо, супруга меня на сей счёт просветила, да и Шаболдин
помог установить, что последним местом, где Ангелина Красавина
числилась в труппе, был театр Московского актёрского товарищества.
Господин Габалье, управляющий театром, принял меня со всем
почтением, являя всяческую готовность удовлетворить мой интерес, но
беседу после взаимных представлений начал с откровенного хамства.
Не в мой, разумеется, адрес (попробовал бы!), но всё равно звучали
его слова неприятно.
— Нехорошо, ваше сиятельство, так говорить, — он покаянно развёл
руками, — но я от всей души надеюсь, что трагическая смерть
похитителя лучшей нашей актрисы обернётся возвращением Ангелины
Павловны на сцену, и возвращением, будьте уверены, триумфальным.
Вы, ваше сиятельство, случаем не знаете, что сама госпожа Красавина
о том думает?
— Не имею ни малейшего понятия, — этот рослый здоровенный малый
с неестественно довольным лицом мне почему-то не нравился, а ещё
больше не нравилось, что я не понимал причин такой своей антипатии,
но мне от управляющего были нужны сведения, так что чувства свои
пришлось задвинуть подальше. — Мне, Андрей Вильгельмович, хотелось
бы знать, как вообще нашли друг друга Захар Модестович и Ангелина
Павловна.
Да, так, пожалуй, будет лучше всего. Управляющего я буду звать
по имени-отчеству, звучит такое вполне себе приязненно, а вот ему
придётся именовать меня сиятельством, потому как обращаться ко мне
по имени-отчеству он может лишь с моего дозволения, а такового
господин Габалье не получит, и тем самым между нами будет
сохраняться известная дистанция. Так сказать, грамотно используем
особенности сословного общества.