А Андрей говорил. Неумело, сбиваясь, путаясь в мыслях и
воспоминаниях, он рассказывал им о том, что случится с их страной в
следующие сорок пять лет.
Огромный срок!
Но и предстоящие перемены огромны, даже невообразимы!
Кто в своём уме мог сейчас представить, под какой откос
покатится сильная и великая страна?
Сердце Георгия Петровича жгла невообразимая горечь. Горечь
неминуемого поражения в заранее проигранной войне. Но
генерал-лейтенант умел отбрасывать в сторону эмоции. Взглянув
холодным взглядом на предложение Синицына, он был вынужден
признать, что Андрей рассудил верно.
«Как ему это удаётся?» — подумал Георгий Петрович. — «Ведь
совсем молодой парень ещё. Сколько ему? Двадцать пять? Двадцать
четыре?»
И тут же одёрнул себя.
«В прошлой жизни ему было шестьдесят два. Побольше, чем тебе
сейчас. И он наяву пережил всё то, о чём ты только слышал».
На вокзале генерал решительно двинулся в сторону касс дальнего
следования. В скором поезде, который шёл из Котласа в Ленинград,
нашлось свободное купе. Предъявив документы, Георгий Петрович
забронировал все четыре места. Теперь у них с Володей были два
часа, чтобы поговорить спокойно и откровенно.
— Так что ты думаешь? — повторил генерал, глядя на проплывающие
мимо деревянные бараки Ленинградского тупика.
Прежде, чем ответить, Беглов повернул ручку на двери и запер
купе изнутри.
— Я думаю, что Андрей нашёл наилучший возможный выход, — не
колеблясь, сказал он.
— А не слишком он рассудителен? Понял, что в одиночку
использовать свои знания не сможет, и предложил нам
скооперироваться...
Владимир Вениаминович улыбнулся.
— Дело не в рассудительности, Жора. Просто Андрей — хороший
человек, который не может спасаться сам, бросив в беде близких.
Надвигающиеся перемены он воспринимает именно как катастрофу. И
хочет защитить тех, кто ему так или иначе дорог. А мы с тобой
попали в это число.
Владимир Вениаминович хлопнул ладонью по сиденью. Соскучившийся
Жека воспринял хлопок, как сигнал. Он тут же запрыгнул к хозяину и
попытался дотянуться мокрым языком до хозяйского носа.
— Пошёл прочь! — грозно пробасил Владимир Вениаминович,
отпихивая пса.
Жека обиженно тявкнул и соскочил на пол.
Георгий Петрович рассеянно потянул из кармана пачку папирос.
Вынул папиросу, сунул её в рот. Похлопал себя по карманам в поисках
спичек. Потом опомнился, взглянул на друга и вынул папиросу изо
рта.