И правда — красавец!
Неутомимый Жека подпрыгивал и волчком крутился у ног хозяина,
стараясь снова добраться до лисы.
— Отличный воротник получится, Володя! — одобрил, подходя,
Георгий Петрович. — Подаришь своей Марине, чтобы почаще отпускала
на охоту.
— Марина меня понимает, — протянул, почти пропел басом Владимир
Вениаминович. — А вот дела, служба...
Он пошарил в кармане, вытащил кусок сахара и протянул его
Жеке.
— Держи, неугомонный!
Жека, радостно крутя коротким хвостом, схрумкал сахар.
Георгий Петрович устало присел на поваленное бревно. Вытащил из
кармана папиросы и закурил.
— Как ваша нога? — спросил я его.
— Да что ей сделается, — отмахнулся генерал. — Болит.
— Сейчас костёр разведём, чаю попьём, — сказал я. — Да и к
дому.
Я принялся собирать дрова. Владимир Вениаминович подвесил лису
на дерево — повыше, чтобы не дотянулись собаки — и тоже стал мне
помогать.
Мы развели небольшой костёр, подвесили над огнём закопчённый
котелок. За водой я не поленился сходить к озеру — в бочажинах на
дне оврага вода была только стоялая, подёрнутая радужной плёнкой
затхлого налёта.
Очень скоро в котелке забулькала вода. Я всыпал в кипяток горсть
заварки, кинул для запаха несколько малиновых прутьев, которые
сломал тут же, в овраге.
Дождался, пока чаинки осели на дно, и разлил по кружкам
тёмно-коричневый горячий чай.
Владимир Вениаминович развернул промасленный свёрток с
бутербродами.
— Жена собрала в дорогу, — улыбаясь, пророкотал он.
Шумно, обжигаясь, отхлебнул из чашки.
— Хорошо!
И впрямь, в лесу было хорошо. Наполовину сбросившие листву
деревья стояли неподвижно. Каждая тонкая веточка отчётливо
прорисовывалась в прозрачном воздухе. Только сосны упрямо зеленели,
да по краю оврага стояли редкие тёмные ели.
Перекусив, мы залили костёр остатками чая и тщательно затоптали
огонь сапогами.
— Пора идти, — сказал Георгий Петрович и со вздохом поднялся на
ноги. Мы выбрались из оврага наверх и пошли берегом озера к
базе.
Озеро казалось совершенно пустынным. Утки уже улетели. Ещё
недавно на воде ночевали стаи запоздалых гусей, но и они ушли к
югу. Я пригляделся и увидел, что ночью между стеблями тростника
намёрзли первые тонкие ледяные забереги.
Наступило то самое межсезонье, когда охота по птице почти
закончилась, а охота по первому снегу ещё не началась.