Охотники на базу наведывались редко — сейчас разве что зайца с
гончими гонять. Но мало кто держал гончих собак в городе — эти псы
не для тесной городской квартиры. А у сельских охотников были свои
излюбленные места недалеко от дома.
По выходным заезжали рыбаки — выходили на лодках побросать
блесну, половить тёмную озёрную щуку, у которой шёл осенний жор.
Кроме щуки часто попадались увесистые горбатые окуни — почти чёрные
от торфяной воды.
Поэтому в воскресенье вечером я с чистым сердцем закрывал базу
на замок, садился в машину и уезжал в Черёмуховку, где и проводил
всю неделю. С Тимофеевым мы договорились, что в случае чего-то
неожиданного он предупредит меня по телефону.
Вот и база. Пока прогревался мотор «ЛуАЗа», я проверил — всё ли
в порядке. Подёргал замки на дверях, по привычке покосился в
сторону погреба.
Тогда, летом, во время обыска, даже бывалые милиционеры давались
диву — сколько оружия припрятал Жмыхин под большим деревянным
ящиком, в котором хранилась прошлогодняя картошка. А я даже не
удивлялся, глядя, как в машину грузят автоматы и ящики с гранатами.
Устал, не до удивления было.
А потом была бесконечная череда допросов и протоколов.
Дверь в дом пришлось устанавливать заново — старая ремонту не
подлежала. Надо было её покрасить, да руки пока не доходили — то
одно, то другое. Так дверь и белела свежей, уже начинающей желтеть
древесиной.
К чёрту! Будет время — со всем разберусь.
— Давайте грузиться! — сказал я охотникам.
Собаки первыми запрыгнули в машину, обнюхались и мирно улеглись
на резиновом ковре, который закрывал холодный металл кузова. Когда
и как они успели подружиться — непонятно. Наверное, у собак, как и
у людей, всё происходит по принципу «свой — чужой». Если видишь
своего, то короткого взгляда достаточно для того, чтобы появилось
доверие. Ну, а с чужим человеком сколько времени ни проведи рядом —
понимания не будет.
И Серко, и Жеке хватило короткого обнюхивания, чтобы признать
друг в друге родственную охотничью душу. И теперь собаки мирно
лежали рядом, поглядывая на нас блестящими глазами и вывалив
длинные розовые языки.
— Развалились! — с показным недовольством сказал Владимир
Вениаминович.
Сгорбившись в три погибели в тесном низком кузове «ЛуАЗа», он
искал, куда поставить ногу в огромном сапоге.
— Оттопчу лапы — будете знать!