***
«Учиться, и учиться, и учиться! В. И. Ленин», - прочёл я на
плакате около кабинета, где мне снова предстояло встретиться с
«любимым» преподавателем – Виктором Феликсовичем Попеленским.
Четверг стал первым для меня учебным днём в новом году. И начинался
он с практического занятия по высшей математике. Что я не посчитал
плохим предзнаменованием: и без того уже несколько недель в голове
вертелись математические символы и понятия (спасибо Пимочкиным).
Вытеснять их из головы лучше всего получалось, воскрешая в памяти
пятнышки родинок на шее Альбины Нежиной, мыслями о еде и
размышлениями о том, на чём сосредоточу свои усилия, когда утром
восьмого марта застрелю рядом с шахтой «Юбилейная» «маньяка с
молотком».
- Готовься, Сашок, - сказал Могильный. – Сейчас и тебе перепадёт
от Феликса на орехи.
Он по привычке занёс руку над моим плечом. Но вспомнил о моём
«ранении» и… пригладил ладонью рыжие волосы на своей голове. Около
аудитории наша троица стояла обособленно от других групп студентов
(я, Могильный и Аверин). Ещё вчера Пашка мне сообщил, что Пимочкина
так и не простила старосту – общалась со Славкой подчёркнуто
официально. И если я свою вину за тот спор искупил «кровью», то
Аверину пока не помогали ни подарки, ни комплименты, ни печальные
вздохи – Света Пимочкина оказывалась принимать его ухаживания и не
проявляла в отношении него «дружеское участие». От чего страдал и
Могильный. Ему приходилось в институте довольствоваться нашей
компанией, обмениваться с Фролович лишь взглядами.
Я уже сделал для себя вывод на основании событий вчерашнего
вечера: мои вечерние посиделки в одиночестве закончились (Могильный
теперь уходил в первый корпус один – староста ему компанию в это не
составлял). Исключением были лишь дни, когда оба моих соседа с
повязками на руках шли на патрулирование улиц. Павел всё же сделал
Ольге предложение. Об этом мне ещё в больнице рассказал и он сам; и
подробно, фонтанируя эмоциями, поведала Света Пимочкина (пусть она
и не присутствовала при том историческом событии, но знала от
Фролович о нём всё, вплоть до мельчайших подробностей). Свадьбу
назначили на июль. Меня и Аверина Паша заранее на неё пригласил
(хотя пока не огласил точную дату и место проведения
«мероприятия»).
- Да пусть Феликс клоунадничает – мне не жалко, - ответил я
Могильному, махнул рукой. – Всё первое полугодие донимал меня своим
«бэздарь». У меня теперь иммунитет на его шутки. Лишь бы потом
пятёрку на экзамене поставил. Всё остальное – ерунда.