— Аккуратнее тащи, — сказал я.
Мы понесли его в барак, душный и тёмный, и мне вдруг подумалось,
что в такой духоте, грязи и антисанитарии все они непременно
подцепят заражение крови и умрут, но я их недооценивал.
Бедолагу положили на чью-то лежанку лицом вниз. Мухи, которые
вились где-то под потолком, с басовитым жужжанием полетели на запах
крови, облепив исполосованную спину. Я чуть задержал взгляд на нём,
но тут же отбросил мрачные мысли и пошёл за следующим беглецом.
Их даже не охраняли, разве что месье Блез сидел на
крыльце, набивая трубку табаком из кисета и равнодушно
глядяна выпоротых негров. Для него эти
негры даже не считались людьми.
Я отвёл взгляд, чтобы не привлекать внимания управляющего, тот
чиркнул кресалом, раскурил трубку и уставился на меня. Мне остро
захотелось броситься на него и задушить голыми руками, но это
желание я подавил, глянув на обрызганные кровью колодки.
— Англичанин, — произнёс он.
— Я не англичанин, — ответил я. И добавил после некоторой
паузы. — Месье.
— Да мне плевать, — он пыхнул трубкой, и его лицо окутал
густой сизый дым. — Я за тобой приглядываю, англичанин. И если мне
вдруг что-то не понравится...
Договаривать он не стал, но я прекрасно понял, что он имеет в
виду. Я потупил взор, демонстрируя покорность, взял израненного
негра за ноги, дождался, пока мой товарищ поднимет его за руки, и
мы быстро зашагали к бараку, подальше от управляющего. Только в
бараке, вне досягаемости Блеза, я позволил себе прошипеть несколько
ругательств.
Негр, с которым я переносил раненых, покосился на меня, но
ничего не сказал. Я даже не знал, понимает ли он хоть какой-то из
европейских языков.
Второго раненого положили рядом с первым. Мне хотелось хоть
как-то им помочь, но я даже не представлял, что можно сделать в
таких условиях. Я привык к тому, что в моём времени легко можно
достать и чистую воду, и стерильные бинты, и лекарства, но здесь не
было ни первого, ни второго, ни, тем более, третьего, а всё лечение
заключалось в том, что этих ниггеров пока никто не трогал.
Затем мы принесли и третьего, а месье Блез так и сидел с
трубочкой на крыльце, поглядывая на нас. Лицо его не выражало
никаких эмоций, будто вырезанное на деревянном чурбаке. Только
когда мы вышли из барака, он тут же обратил свой взор на нас.