— Бегом на поле, — ровным тоном приказал он, будто он был
футбольным тренером, а не управляющим плантацией. — Бернар найдёт
вам занятие.
Я посмотрел на небо. Солнце едва-едва доползло до своего зенита,
а значит, ещё весь день впереди, и работать нам предстоит до самого
заката. Снова. Мы нехотя поплелись на поле, но в спину нам донёсся
резкий окрик управляющего.
— Бегом! — прорычал он, и мы чуть ускорились, больше делая
вид, что бежим.
Едва мы показались на поле, как Бернар Лансана грубо нас обругал
за нерасторопность.
— Вы где шляетесь, голубки?! Живо мотыгу в зубы и вперёд!
— сходу облаял нас надсмотрщик.
Мне, как обычно, захотелось разбить мотыгой его башку, как
камбоджийскому интеллигенту. Месье Лансана был недоволен, что из-за
сбежавших негров мы вышли в поле позже обычного, и не стеснялся
подгонять всех плетью, но в остальном это был обычный рабочий день,
навалившийся тяжёлым грузом на наши плечи.
Охрана сегодня тоже была гораздо бдительнее, чем всегда.
Ещё бы, за сам факт того, что они едва не прошляпили побег и не
нашли подкоп, которыйбеглецырыликак минимум несколько ночей, их по головке не погладят, и
теперь охрана компенсировала свой грешок удвоенным усердием. И,
похоже, Блез уже сделал им внушение, потому что они ходили хмурые и
злые, как церберы. Зато я, глядя на их рожи, злорадно посмеивался в
бороду. Да и не только я один.
Но всякий раз, когда я вспоминал про порку и клеймение, улыбка
сама собой сходила с моего лица, а когда я закрывал глаза, то
передо мной всплывали искажённые мукой лица и свистящая плеть, раз
за разом рассекающая чёрную кожу. Чтобы хоть как-то отвлечься, я
пытался петь песни, как это частенько делали ниггеры, но с трудом
вспоминал хоть что-то длиннее одного куплета, и перескакивал на
следующую, продолжая мотыжить землю. Я чувствовал, что медленно
схожу с ума здесь, и если в ближайшее время не вырвусь с этой
плантации, то здесь и подохну.
Время тянулось, как сопля, медленнее, чем капает битум, и от
жары плавился мозг. Мне казалось, что я работаю уже весь день, что
прошло уже несколько часов, но всякий раз, когда я поднимал голову
к небу, солнце насмешливо глядело на меня с высоты, нисколько не
приблизившись к западу.
Сумерки наступили так резко, что я даже сперва и не понял. Я
устал настолько, что даже не радовался окончанию дня, помня, что
завтра это всё продолжится. Нас увели к баракам, как обычно, выдали
по маисовой лепёшке и по одному, пересчитывая по головам, завели
внутрь.