Мы пришли к бараку, каждому выдали по одной маисовой лепёшке, и
загнали внутрь, пересчитывая по головам. Почти все жадно вгрызались
в сухие лепёшки, сразу же, но я предпочитал делить её пополам,
чтобы съесть вторую половину утром, вместе с похлёбкой, которую
иначе было почти невозможно впихнуть в себя. Прятать лепёшки
приходилось в той же соломе, на которой я спал, отчего лепёшка
приобретала запах и вкус прелой соломы, но это было лучше, чем
хлебать утром пустую баланду.
Несколько раз особо наглые ниггеры пытались у меня эти запасы
отобрать, но всякий раз обламывались и уходили ни с чем. После
рабочего дня на драки сил не оставалось ни у меня, ни у них, но я
давал понять, что готов сражаться, и до драк не доходило.
Я прошёл к своей лежанке в углу барака, где в стене возле самого
пола была проковыряна небольшая дырка, откуда приходил свежий
воздух, и увидел на своём месте того самого черноволосого. Он сидел
на соломе, привалившись к стене барака.
— Ты, говорят, англичанин? — глянув на меня исподлобья,
спросил он по-английски со странным акцентом.
Его волосы наполовину закрывали лицо, но я видел, что на его лбу
было выжжено клеймо, ноздри вырваны, а уши отрезаны. Да и вообще он
выглядел так, будто на его лице кто-то тушил лесной пожар
отвёрткой.
— Врут, — сказал я. — Ты моё место занял.
— Твоё? Было твоё, теперь моё, — пожал плечами
он.
— Уйди, — произнёс я, глянув по сторонам.
Большинство негров укладывалось спать, растягиваясь на соломе,
некоторые сидели на корточках и о чём-то тихо общались на родном
языке, но на нас никто не обращал внимания.
— Да ладно тебе, англичанин. Найдёшь новое место, —
посмеялся каторжник. — Вот, рядом свободно же.
Я тихо вздохнул, сделал вид, будто разворачиваюсь, чтобы уйти,
но тут же повернулся и с размаху пнул его в лицо классическим
лоу-киком. Каторжник такого не ожидал, удар пришёлся ему по лбу,
так, что его голову мотнуло и ударило ещё и об стенку. После этого
я сразу же бросился на него с кулаками, и успел дважды пробить ему
в голову, но потом сам получил от него под дых и отскочил, тяжело
дыша. После целого дня работы хотелось только упасть на солому и
уснуть, а не вот это всё.
Каторжник, пошатываясь, встал. Он держался за голову и вообще не
выглядел так, будто собрался продолжать драку, но я был готов к
любой подлости и внимательно следил за ним. Взгляды всех остальных
бодрствующих были прикованы к нам.