Но это потом. Когда найдут.
Живым найдут.
Если... если еще найдут.
И этот страх, не найти, остаться еще и без Мишки, прорывался в
нервных дерганых шевелениях пальцами. А я... мне тоже вдруг стало
страшно.
Страх — он еще та зараза. Иной раз горло сожмет так, что ни
вдохнуть, ни выдохнуть.
— Куда он должен был пойти?
— Да послал по старой дороге. Ульи хотел ставить. Надо было,
чтоб глянул. Место хорошее. Чтоб в лесу. От ветра. И чтоб не
заливало.
— Февраль же.
До весны еще далече, особенно нашей. А ему ульи. Тут вообще не
факт, что пчелы выживут.
— Так пока место. Пока привезут. И лучше зимою, но не по
морозу.
— Ходил?
Глупый вопрос. Старую дорогу Яжинский первым проверить должен
был. И проверил.
— Ходил, — подтвердил он.
— Сам?
— С Волохом. Ничего, — он покачал головой. — Ночью снег.
И следы укрыло, а потом, с утрешней моросью, и размыло.
Волкодава — собачки надежные, но нюх у них не тот. Совсем не тот. Я
прикусила губу.
— Пойдем. Покажешь.
Сейчас все одно без толку. Вон, небо наливается чернотою, и
скоро тут собственную тень не разглядишь. Самое оно по горам да
лесам шариться.
Была бы я прежней.
Я привычно потянулась и столь же привычно подавила тяжкий вздох.
Пустота. Сумрак. И след... нет, Мишка, он же ж даже не маг. Это
мага на той стороне почуять можно. А обыкновенного человека? То-то
и оно.
Но прогуляться мы прогулялись. По старой дороге, что когда-то
вела к шахтам, а ныне почти заросла. И к морю. И... и ничего.
Вернулись впотьмах.
— У меня остановишься, — Яжинский толкнул дверь.
Избы, ставленные еще дедом его, прочно держались за землю.
Бревна потемнели, поросли мхом. Он же расселился по крышам темным
теплым одеялом. И сквозь него пробивались глиняные трубы.
Печь растопили.
И Отуля, мать Янки, накрывала. Была она с той стороны границы,
желтокожая и плосколицая, с черным, жестким, что проволока волосом
да узкими глазами. Поговаривали, что сыновья Яжинского не
брезговали разным промыслом.
И старыми обычаями.
Но когда это было?
Давно.
Еще до меня. И даже до войны. А теперь вот женщина, по
документам Ольга Олеговна Яжинская, прочно вросла в местную жизнь.
Была она сильна и послушна, за то и ценилась. А что трое дочек,
так... случается. Дочки у нее тоже хорошие.
Особенно Янка.
Дойдет ли?
Смутное беспокойство мешало сесть за стол, пусть бы Яжинский и
занял место во главе. Следом опустился притихший Осип, явно
растерянный. Невестки. И внучки.