— И мертвецкой нет.
— Ну... можно в трактир сунуться. У них ледник. Или на фабрику.
Артефакты для рыбы держат.
А вскрытие тоже на фабрике? Да и артефакты смажут общую
картину.
— Участок ваш я тоже видел, там толком ни места, ни
оборудования.
Зима обиженно запыхтела.
— А дом большой. И матушка как раз багажом занималась. Будет
рада отвлечься.
Теперь на него посмотрели с недоумением.
— После... несчастного случая она не рискует оперировать живых.
А вот с мертвыми управляется отлично. И точно скажет, что с вашим
знакомым случилось. Настолько точно, насколько это возможно.
И снова, посмотрели на Бекшеева с сомнением, но спорить не
стали.
Как и продолжать разговор, свернувший не туда.
Ничего, он найдет время и для него. Все-таки личные дела и
личные впечатления — это немного разное.
Барский Фрол Аксютович. Сорок восемь лет. Мещанин, родом из
Менска. Инженер. Уровень дара — средний. Мобилизован в первые
недели от начала войны.
Специализация — саперное дело.
Не женат.
Родни не имеет. Не осталось. Мать и братья погибли там, в
Менске. Отец остался где-то недалеко, хотя по сей день числится
пропавшим без вести. Барин мог бы подать прошение о признании
мертвым, но не подает.
Все равно?
Или как прочие спешит отстраниться от той жизни, сделать вид,
что вовсе её не было? В нынешней Барин носит чесучевые костюмы и
шелковые галстуки. Рубашки его белы. Запонки поблескивают
драгоценными камнями, пусть бы и не огромными, но все одно не
такими, какие можно позволить себе за жалование жандарма.
Живет на съемной квартире. Платит регулярно. И регулярно же
запивает. Впрочем, тихо, и это уже многое.
И... все.
Пожалуй.
У Баринова холеное лицо с очень правильными чертами. Он
зачесывает волосы гладко, смазывая их воском. Закрашивает седину. И
гладко бреется, оставляя лишь тонкую нить усов. Привычки у него
своеобразные. Неспешная речь, жесты преисполненные чувства
собственного достоинства. И выглядит он моложе своих лет. Такой бы
понравился женщинам.
— Эй, — из задумчивости вывел голос Зимы. — Плохо?
— Да нет, — Бекшеев потер переносицу и огляделся. Надо же.
Приехали. — Бывает. Задумываюсь.
— О том, как Мишку доставать станем? В конторе вон носилки есть.
Может, я схожу? Тут, если дворами, рядом совсем. И кого из ребят
кликну.
— Хорошо. Я посижу немного, если не возражаете, — Бекшееву было
несколько неудобно. Он сам должен был бы и распорядиться, и
сходить. И сделать хоть что-то полезное. Но нога разнылась, и он не
был уверен, что та вовсе выдержит вес. А трость осталась дома. Вот
что с нею? С ногой? То ли перенапряг, когда на скалы лез, то ли в
целом усталость сказывается.