— С живого проще?
— Именно, — кивнула матушка. — Сердце качает. Кровь сливается.
Это... известная практика.
И отвернулась, скрывая дернувшиеся губы. А Зима тоже отвернулась
с куда большей поспешностью и в другую сторону.
Только он, Бекшеев, остался стоять дурак дураком.
И мальчишка еще лежал вот неподвижно, в потолок пялился. Но с
него какой спрос?
— Значит... — Зима вытерла ладони о штаны. — Мишку сперва убили,
потом попытались выпить кровь, а когда не вышло, то сбросили со
скалы?
— Полагаю, именно так, — матушка быстро взяла себя в руки, и
только пальцы коснулись высокого кружевного воротника. — Но
вскрытие я все же проведу. Хочу попробовать окрасить ткани.
Проверить одну теорию... на это потребуется время. Поэтому пока вот
так.
— Спасибо, — Зима поклонилась. И пальцы её сжались в кулаки. А
Бекшеев спохватился.
— Как все-таки он умер?
— А я не сказала? Простите... шею ему сломали. Причем весьма
ловко, вот, — матушка вновь повернула голову парнишки в другую
сторону. — И это определенно не несчастный случай. И не
падение.
Ну в этом Бекшеев не сомневался.
А матушка аккуратно прикрыла мальчишку простыней.
— Я... чуть позже займусь подробнее, — теперь она явно
оправдывалась, и доказательством тому — легкий румянец на щеках. —
Вскрытие — это... долго. А должна зайти та милая девочка, Нина...
она так смущалась. И я обещала...
— Конечно, — Зима отступила от стола. — Одежда ведь вам не
нужна?
Матушка покачала головой.
— Я заберу.
Могла бы и не спрашивать. Она бы и не стала. У Бекшеева — точно,
а вот матушка его, это совсем-совсем другое.
Пускай.
Просто почему-то снова обидно. Как в детстве.
Наверное, прав был князь, когда ты дурак, это надолго.
— У вас старых газет не будет? — Зима не поворачивалась к
мертвецу спиной, предпочла втиснуться в угол между столом, на
котором лежало тряпье, и стеной. — Надо забрать...
— В участок?
— Ну... не знаю. Ко мне. Там... там у меня много свободных
комнат, — она махнула рукой. — Надо... оно вряд ли, но никогда не
знаешь, где найдется след.
— Можно и здесь. Здесь тоже хватает свободных комнат. И не
только комнат.
Вдох.
И выдох.
— Что думаешь? — легкий поворот головы и взгляд.
— Пока ничего, — Бекшеев подошел. Одежда гляделась грязным
мокрым комом, из-под которого расползалась темная лужица воды. —
Мало... информации.