Едва я успел убрать документы в
папку, а ту вернуть в секретер, как в дверь постучали.
- Да? – откликнулся я.
Дверь тут же отворилась и на пороге
воздвиглась – иначе не сказать – монументальная фигура мадам
Грижецкой. Видом она мало отличалась от вчерашнего. Разве что
платье было не темно-коричневым, а темно-синим.
- Владимир Антонович, - произнесла
дама, оглаживая спереди свое платье, отчего ее формы, и без того
весьма выдающиеся, стали выглядеть просто устрашающе, – обед будет
подан в гостиной через полчаса.
- Спасибо, - пробормотал я, напрочь
сраженный столь впечатляющими женскими достоинствами.
Накануне мне было как-то не до того,
а вот нынче… нынче я вполне оценил стати домовладелицы. Не то,
чтобы у меня возник по этому поводу некий чисто мужской интерес, но
не восхититься подобным зрелищем я не мог. Огорчало лишь одно: я не
знал ни имени, ни отчества своей квартирной хозяйки. А ведь так или
иначе, мне придется как-то к ней обращаться, как бы конфуза не
вышло.
Получаса мне хватило в обрез. Сперва
я с непривычки долго скоблил подросшую щетину опасной бритвой. Пару
раз даже порезался, к счастью, не сильно, но это все были еще
цветочки. Настоящие трудности начались тогда, когда я решил сменить
одежду. В шифоньерке отыскался неплохой комплект из сорочки,
пуловера и брюк английского фасона в крупную клетку. И все бы
ничего, но под любой, даже самый легкий костюм полагалось надевать
белье. Узнал я об этом лишь тогда, когда принялся снимать свою
гоночную амуницию: галифе из плотного диагоналевого сукна и свитер
толстой вязки с высоким воротом. Под ними обнаружились самые
настоящие кальсоны на завязках и белая холщовая нательная рубаха с
длинными рукавами и желтоватыми костяными пуговицами у ворота и на
манжетах. Впрочем, самым страшным оказалось вовсе не это, а
застегнутая на такие же пуговицы жесткая матерчатая манжета чуть
ниже колена, к которой, опять же пуговицами, были пристегнуты
носки. Подтяжки для носков, растудыть их в качель!
Вот как раз на то, чтобы справиться с
культурным шоком, а после проделать все необходимые манипуляции с
чистым бельем и ушла большая часть времени. Впрочем, я успел. На
последней секунде, когда старомодные напольные часы с застекленной
дверцей, за которой мерно раскачивался блестящий латунный маятник,
звонко пробили четвертый удар, я открыл дверь в гостиную.