- Да хватит мне тыкать своим Верховным Волхвом! Говорю тебе, ни
один меч стен града не покинул. Только пришлые. Но те были
мимоходом и никаких тризн не правили. Хотя видок у них был
потрепаннее некуда, но раненые - только легкие, на ногах.
- Таааак. Как интересно. И что же это за ватага такая была?
- Наймиты. Вел их какой-то хазарин.
- О как, - Прок перевел взгляд на Тверда. – Слыхал? Хазарин вел.
А как рекомого хазарина звали ты, отец, случаем не запомнил? Уж не
Илдуган ли? Или, может, его как-то иначе кликали. Тархан, там, к
примеру…
- Богов чрез Камень не достать, а до Камня не допустит Серая
Мгла. Человек всегда остается человеком, купец. Не все его чаяния
сбываются. Нет, не угадал ты. То ли Большичи, то ли Башмачи –
как-то так его звали. Не ведаю я их бусурманского наречия.
- Жаль, - пожал плечами Прок с таким видом, будто чего-чего, а
жаль-то ему точно не было. - А и ладно. "Все пути сходятся за
Камнем, но лучше стрела, чем Серая Мгла". Так ведь говорится?
- Это ты к чему?
- Да к тому, что можно соврать, а можно просто правду скрыть, но
будет это похуже вранья. Ты мне хочешь сказать, что мимо Полоцка
прошел помятый отряд наемников, которых вел какой-то иноземец, а
конунг даже не подумал его остановить? И это при том, что у него
под носом кто-то перерезал княжью сотню, возвращавшуюся из Полоцка
в Киев?
- Ты конунга что ли обвинить в том вздумал?
- Я? Нет. Но Светлый князь наверняка и обвинит, и осерчает, и в
поход на вас двинет. Потому что выглядит все именно так. А если
учесть, под чьим знаком шла та неведомо откуда взявшаяся рать на
киевлян, то тризна, я думаю, в Полоцке все же будет. И очень скоро.
Верно я говорю?
Не сразу Тверд сообразил, что вопрос задан ему. Он вообще не мог
взять в толк, за каким хреном новгородец притащил его на эту
встречу и уже даже смирился с тем, что внимания на него обращают не
больше, чем на полуразвалившуюся печь у него за спиной. И лишь
когда он скорее кожей почувствовал, чем увидел, что взгляд
волхва-хранителя Полоцка обращен на него, сбросил оцепенение.
- Я там был, - глухо проговорил он. – В той самой сотне. Шли на
нее с тавром полоцкого конунга.
Глаз старика Тверд по-прежнему не видел. Но почти осязаемо чуял,
что тот пытается заглянуть ему в самое нутро. С не самыми добрыми
намерениями.