Орки заржали. Потом связали за спиной руки. Пара воинов, которые
поддерживали и не позволяли упасть, оставили меня.
— Сам пойдешь, человек.
Я пошел. Вернее, побрел, прихрамывая и морщась от боли. Впереди
шел одноглазый, двое орков по бокам, остальные сзади. Последние
несли убитого мной охотника за головами.
Двигались довольно долго — убежал я далеко, и уже скоро каждый
новый шаг давался со все большим трудом. Я останавливался. Тогда
получал тычки, уколы сталью, злые насмешки — и вынужденно,
превозмогая слабость, ступал дальше. Я надеялся только на ночь. В
таком состоянии я, конечно, не сбегу, но хотя бы раздобуду оружие и
умру, сражаясь не за жизнь, а за право умереть так, как хочу, а не
после истязания.
Порой мной овладевало отчаяние. Я позволял малодушию взять верх.
Думал об Алисе, искал ее, но не ощущал присутствие избранной. В те
мгновения она мнилась мне единственной надеждой. Тень сможет
сразить очень и очень многих и тогда уведет от орков. Она же
говорила, что может это сделать, и просила взамен всего ничего.
Принять Низверженного! Я корил себя за самонадеянность, за то, что
не послушал Алису. Теперь в плену, а всего-то нужно было признать
Дьявола. Но каждый раз, когда доходил в мыслях до Сатаны, мое
отчаяние быстро исчезало.
Нет, я не склонюсь перед отцом лжи. Последнее, что у меня
оставалось — это бессмертная душа, и я не отдам ее
никому!
А вкрадчивый внутренний голос нашептывал, что под пытками я
точно по-другому запою и признаю любого самого
распоследнего беса. Да хоть самого Дьявола! Ужас в том, и я
прекрасно это осознавал, что нет смертного, кто бы выдержал долгую
пытку. Наша плоть очень уязвима.
Трижды вспоминал про молитву.
Почти не замечал холода, все остальные чувства затмила боль.
На пути дважды встречались другие орки: первые трое проводили
меня молчаливым взглядом, двое других торжествующе заревели. На
меня смотрели как на долгожданную добычу.
Прошли мимо оврага. Наши мешки выпотрошили, но здесь уже никого.
Отца Томаса тоже нет. Наконец, добрались до широкой просторной
поляны. Вчера Крик проводил по ней, хотели даже заночевать на краю
лесной проплешины, но Барамуд наотрез отказался. Мол, не желает
маячить у всех на виду. Нас было слишком мало для такой большой
поляны.
Зато нескольким десяткам орков в самый раз. Они разбивали
лагерь. В его центре в землю вбили кол, а на нем… голова Акана.
Проклятый пепел! Рой… Я остановился, как вкопанный, когда увидел,
что находится в сердце стоянки. Вид отсеченной головы горца тяжело
подействовал на меня. Еще одна смерть по моей вине.