Принесли веревки, и трое орков принялись на совесть скручивать
меня. Теперь я не убегу, даже при помощи воровской магии. О, Харуз!
Твоему любимчику конец!
Закончив со мной, три орка принялись таким же образом опутывать
отца Томаса. Им показалось, что связанных руки и ног недостаточно.
Я прочитал неподдельный страх в широко раскрытых глазах
инквизитора. Нурогг не обмолвился про него и словом, однако вряд ли
монаху суждено что-то лучшее, чем смерть. Быть может, он получит ее
быстро и без мучений, на нем ведь орочьей крови нет. Чего не
скажешь обо мне.
Я выругался про себя. Хорошо, что гном и эльф исчезли.
Проклятье! Как же меня так угораздило. Почему Барамуд не
предупредил? Почему я не послушал Алису?..
Меня снова затягивало в омут отчаяния.
Тень снова была тут. Когда Ричард Тейвил ненадолго приходил в
себя, она всегда находилась рядом, в десятке футов впереди.
Неподвижная, как каменная статуя, тень сидела спиной к арнийскому
офицеру и связанному имперцу. Женская фигура была облачена в черные
одежды, волосы спрятаны под глубоким капюшоном. Точно такая же, как
та, которую сразили у заброшенного лесного кладбища на пути к
родовой стоянке Манрока. Порой Ричард думал, что это она и
есть.
Казалось, что это было в прошлой жизни, потому что Тейвила
оставили здесь целую вечность назад. В груди загорелся огонь, после
чего последовала вспышка невыносимой боли. Небольшая окруженная
серыми деревьями поляна поплыла перед взором Ричарда.
Обычно после таких приступов Тейвил впадал в беспамятство. Но
сей раз вышло наоборот. Сознание прояснилось. Появилась жажда.
Дрожащей рукой барон дотянулся до фляги с водой, вытащил пробку и,
напрягая все силы, поднес ко рту. Опрокинув ее, Ричард больше
облился, но напиться ему хватило.
Вода попала не в ту глотку, и Тейвил закашлялся. Его буханье
привлекло внимание Герингена. Имперец поднял оброненную на грудь
голову и жадно уставился на флягу: он тоже хотел пить.
— Если бы… — тихо заговорил лейтенант; речь давалась ему
непросто. — Не могу подползти… Дал бы попить.
Бог Сын велел прощать. Он не таил зла даже на распявших его
эльфов, и Ричард тоже простил Герингена. На пороге смерти злые
помыслы ведут вовсе не в рай. А Генрих обреченно посмотрел на
Тейвила и снова уронил голову. Сказать он ничего не мог — во рту
кляп. Только промычал что-то.