«Потому что думал, что он недостоин»,
– усмехнулся Рэми.
Я вижу его твоими глазами, Рэми.
Глазами человека, который умеет любить. Но разве Миранис не
доказал, что тебя недостоин? Своей безумной выходкой?
«Обиды надо забывать, Аши. Миранис
теперь изменился, понял. Так почему же ты, целитель судеб, ему не
веришь?»
А почему ты не веришь своим
виссавийцам?
«Моя родина Кассия. Я не знаю,
не хочу знать Виссавии. Богиня дает им все, тогда как
кассийцам…»
Ты уверен, Рэми?
Рэми ни в чем уже не был уверен.
Тревога сжигала, рев ветра бередил душу, и душило предчувствие
какой-то беды, чужой боли. И лишь Мир рядом помогал Рэми
сосредоточиться, не утонуть в невесть откуда взявшемся отчаянии.
Рэми не наследник Виссавии, Рэми телохранитель наследного принца
Кассии, и этого достаточно. И в беды виссавийцев он вмешиваться не
намерен. Не сейчас… не после того, как виссавийские послы отказали
кассийскому наследнику в помощи. Не после того, как эту помощь
предложили… лишь по приказу богини… а богиня оберегала не Мираниса,
Рэми.
И эта холодность к «чужим»,
кассийцам, этот цинизм со стороны обласканного и распущенного
богиней народа, раздражал. Будил затаенный гнев и силу целителя
судеб… какое они имеют право смотреть на всех с презрением? Как они
могут отказывать соседям в помощи? Как могут забыть, что Алкадий,
это чудовище, угрожающее теперь Миранису, порождение их ошибок? Их
гордыни! И лишь усилием воли сдерживал в себе Рэми порыв найти нити
судьбы виссавийцев, изменить их, чтобы те поняли, наконец, что
такое страдание! Что такое ошеломляющее чувство беспомощности! Что
на самом деле их ждет, если падет правящий род Кассии!
Зала, куда их тем временам привели,
отдалила бурю разбегающимися вокруг стенами. Уносились ввысь
стрельчатые окна, намертво закрытые ставнями, блестели в простенках
зеркала. Они отражали сияние светильников на высоких ножках, делали
ряды витых колонн бесконечными, нереальными. И повсюду расплескался
розоватый солнечный свет, испускаемый нарисованным магией
солнцем.
Рэми наконец-то понял, почему этот
замок называли рассветным. Не понял он, почему в зале их встречал
всего один виссавиец.
Он был одет в желтое, цвет хранителей
знаний, и кассийцы дивились его простой тунике, повязанной на талии
тонким, сплетенным из золотых нитей пояском. С непривычно для
виссавийцев открытым лицом, со стянутыми в хвост волосами, он
казался невинным, ошарашенным мальчиком, но Рэми знал и не
обманывался: виссавийцы невинны только с виду, а внутри… будут
жестче многих кассийцев.