И повернулся спиной.
И Рэми понял вдруг, что здесь лишний.
И что молчание телохранителей говорит яснее всех слов.
И лишь когда он миновал коридоры, где
стояли дозорные, вспомнил вдруг, что надо дышать. Билась в стены, в
щиты, буря, и уже не было сил и желания сопротивляться… и щиты
медленно пошли трещинами, всочился в душу яд чужой боли, окутала
предательская слабость.
Рэми в бессилии оперся о стену и стер
со лба выступивший пот, и буря за стенами показалась вдруг живой,
тягучей. Ее рев вползал в душу темным туманом, будил затаенный
страх, и Рэми вдруг вспомнил свои давние кошмары… стена… стена, по
которой он пытается карабкаться… огонь далеко внизу, пышущий жаром,
убивающее отчаяние. Он никогда не вскарабкается наверх… и нет сил
уже держаться, нет сил искать пальцами нового уступа, нет сил
бороться, и он летит… летит в бушующее пламя, и просыпается в
холодном поту, не веря до конца, что он жив, что это всего лишь
сон, что уже все, все… закончилось.
И теперь рев ветра за стенами кажется
ревом того пламени. И у Рэми нет сил бороться, нет сил карабкаться
по той стене. И просыпаться незачем. И зовет что-то, зовет в эту
проклятую бурю, во власть бушующего ветра… и жить… жить так тошно,
так больно… невыносимо.
Рэми, это не твое… ты ведь
знаешь, что это все не твое…
Рэми знал, но и выкарабкаться из
этого отчаяния не мог. Не хотел…
Можешь. Ты все можешь… эта ноша
не твоя, не тебе ее нести. Но ты можешь помочь… если только
захочешь. Если только скинешь чужую боль.
«Чья это боль, Аши? Что со мной?
Почему я не могу пошевелиться… почему мне вдруг стало так тошно…
Мир…»
Это не Мир, Рэми, это ты. И
Миранис прав – тебе надо самому во всем этом разобраться. Самому
решить, чего на самом деле ты хочешь.
«Я давно знаю, чего хочу!»
Как скажешь, Рэми, как
скажешь…
– Мой архан…
Рэми медленно поднял голову и понял,
что сидит спрятавшись в какой-то нише… и совсем не понятно, как
хариб его нашел.
– Это опять ты, Лиин? – простонал
он.
Рэми не помнил, как сюда дошел. Не
помнил, как забился в угол, чтобы не попадаться на глаза кому-то из
придворных или виссавийцев. Не помнил, как сполз по стенке прямо на
пол и как долго сидел вот так, обхватив колени и вслушиваясь в шум
бури. Он взмок от холодного пота, и теперь дрожал, будто в
лихорадке, и читал в глазах Лиина отражение своего ужаса.